Время шинигами

Пока мы обошли замок по периметру и поговорили с людьми, на Токио опустилась тьма, как будто весь город оказался на дне колодца, а небо над головой кто-то закрыл. Мои сытые тени катились по городу как расплавленная лава, поглощая весь оставшийся свет.

Люди почти ничем нам не помогли: кто-то говорил, что видел меч на церемониях и парадах, что утешало нас осознанием, что мы прибыли в нужное место, но мнения насчет того, где он хранится, расходились. Во дворце время от времени проводились экскурсии, но одни говорили, что регалии выставлены в восточном крыле, другие – что в западном, а третьи вообще их не видели.

Нам не хотелось забираться на стену или плыть через мутный ров, поэтому единственным способом попасть внутрь оставались главные ворота. Мы прошли прямо под ногами дворцовой стражи – по сырому подбрюшью каменного моста, ведущего через ров. Пока мы пробирались мимо стражи, приближаясь к огромным железным воротам, ведущим во внутренние помещения дворца, я взмахом руки погасила фонари, окутав нас тьмой. Мои тени скользнули под ворота и отперли их изнутри, позволив нам проникнуть на территорию.

Мы вошли в бесконечный сад, который представлял собой лабиринт из ровных песчаных дорожек и неглубоких прудов; несмотря на ночной ветер, лотосы были неподвижны – словно их лепестки отлили из стекла. К вечеру тюльпаны закрылись, пруды очистили от водорослей, и дорожку осветил мягкий свет фонарей. Все выглядело таким чистым и до невозможности совершенным, будто мы оказались внутри картины. На заднем плане, за линией деревьев, вырисовывались еще более ослепительные белые здания.

Я потушила и эти фонари – и тьма обрушилась на прекрасный сад, точно тайфун, поглотив и идеальные дорожки, и тщательно подстриженные лужайки.

При звуке шагов Нивен схватился за низко свисающую ветку, подтянувшись, взобрался на изогнутую крышу и подал руку, чтобы поднять меня наверх. Под нами прошли стражники, в замешательстве бормоча что-то о потухших огнях. Мы могли бы остановить время, заметь они нас, но сейчас это не стоило ни усилий, ни минут, которые мы брали взаймы у своих жизней.

– Прости, – прошептала я, когда стражники ушли, – я знаю, что тебе не нравится полная темнота.

Нивен усмехнулся.

– Это не полная темнота, – сказал он. – Ты никогда ее не видела.

– Я живу в Ёми.

– В Ёми тоже не полная темнота, – нахмурился брат. – В полной темноте ты забываешь даже о том, как выглядит свет. Окажись ты там, ты поняла бы.

Извинения застряли у меня в горле: слова казались такими жалкими по сравнению с веком во мраке.

– Хотела бы я оказаться там, – сказала я наконец. – Я бы… – Но моя речь оборвалась под жестким взглядом Нивена.

– Легко обещать то, чего никогда не произойдет, – произнес он. Это были мои собственные слова, одни из последних, что я сказала ему, перед тем как слуги Хиро увели его. Я опустила глаза на черепичную крышу и промолчала. Мне казалось: брат надеется, что чувство вины поглотит меня целиком.

– Там были чудовища, – вспомнил Нивен.

Я подняла взгляд.

– Что?

– Когда я только вернулся в Ёми, ты спросила меня, что произошло в непроглядной тьме, – ответил он. – Там были тысячи чудовищ, но я никогда не видел ни одного из них.

Я сглотнула, во рту внезапно пересохло.

– Нивен…

– Они кусали меня, – продолжал он, – отрывали мне руки и ноги при каждом удобном случае. И хотя мои конечности всегда отрастали, это лишь означало, что у монстров появляется больше пищи.

Я сжала кулаки, желудок скрутило. Я не хотела это слышать, но, если Нивен пережил подобное, меньшее, что я могла сделать, – это выслушать его.

– Я ждал тебя, – признался Нивен надтреснутым голосом. – Много лет всем, о чем я мог думать, – было то, что Рэн придет и спасет меня. Но ты так и не сделала этого. Я сам нашел выход. Когда я наконец вернулся в Ёми, тебя там даже не оказалось. Ты была наверху, с Цукуёми.

Он поморщился, произнося имя Цукуёми, будто это было какое-то ругательство. Я чувствовала на себе яростный взгляд брата, но не могла встретить его, потому что даже теперь оставалась трусихой. Я зажмурилась, чтобы не видеть Нивена, и представила его в непроглядной тьме среди чудовищ, отрывающих его руки. Я прижала ладони к лицу, пытаясь выдавить этот образ из головы. Мне хотелось вырезать себе глаза, но ужасная картина как будто въелась в мозг.

Нивен ждал от меня ответа, а я понятия не имела, что сказать ему на этот раз. В мире не было слов, которые могли бы стереть все, что я сделала. Но Нивен думал, что я бросила его ради Цукуёми, и я должна была сказать ему, что он ошибался.

– Сорок тысяч сто восемьдесят три души, – призналась я наконец.

Нивен перестал дышать.

– Что? – прошептал он.