Время шинигами

Выражение лица Нивена смягчилось, и я отвела взгляд, потому что не заслуживала добрых мыслей, которые промелькнули в его голове.

– Ты никогда не рассказывала мне, – прошептал он.

– Потому что этого недостаточно, – слишком резко отозвалась я. – Этого никогда не будет достаточно, и это ничего не изменит.

Какая-то малая часть меня надеялась, что Нивен скажет, что я неправа и что это все меняет, но он лишь поджал губы и уставился в землю. Ничего не изменилось оттого, что я в итоге предпочла его Хиро, потому что я сделала это слишком поздно.

Я вздохнула, поднимая взгляд к небу, потому что не хотела видеть, какими взглядами на меня смотрят остальные: будто я была жалким раненым животным. Эта жалость была мне противна.

На меня вдруг нахлынула еще одна волна свежих душ, обострив солнечный свет, пробивавшийся сквозь листву над головой. Каждая веточка стала такой четкой и резкой, будто была вытатуирована на небе. Будь сейчас ночь, я бы наверняка могла в мельчайших подробностях разглядеть каждую звезду.

– Рэн, – позвал Цукуёми, касаясь моей руки так, словно я была отлита из тончайшего стекла.

Я перевела взгляд на его звездные глаза, затем на заплаканное лицо лисицы и на смотрящего куда-то вдаль Нивена.

– Мы с Нивеном пойдем одни, – объявила я.

– Что? – одновременно воскликнули бог Луны и ёкай. Нивен удивленно уставился на меня.

– Мы с Нивеном проникнем во дворец и выкрадем меч до того, как Эмброуз успеет предупредить других жнецов, – сказала я. – Вы двое останетесь здесь.

– Рэн, – нахмурился Цукуёми, – моя задача – защищать тебя.

– Если ты утверждаешь, что ёкай представляет угрозу, тогда останься здесь и защити меня от нее, – велела я.

Долгое мгновение он смотрел на меня, будто слышал мои слова, но не мог их понять, затем расправил плечи, и его лицо опустело.

– Да, понимаю, – согласился он. Его голос звучал пусто и холодно, так же, как в нашу первую встречу. Вероятно, я расстроила его, но это было лучше, чем снова заставлять Нивена чувствовать, что я предала его.

– Думаешь, он говорит правду? – спросила Тамамо-но Маэ надломленным голосом.

– Это не связано лично с тобой, так что побереги слезы, – ответила я, и мой тон заставил ёкая поежиться. – Айви прибудет уже завтра. – Мое сердце сжалось: завтра. – Мне нужно передать меч Сусаноо сегодня, так что у меня нет времени на допросы.

Губы лисицы дрогнули, но она кивнула и опустила плечи.

– Встретимся здесь сегодня вечером. Я не хочу, чтобы кто-то из вас вмешивался. И постарайтесь не поубивать друг друга до нашего возвращения.

Я повернулась к Нивену, который все еще смотрел на меня широко раскрытыми глазами, и протянула ему руку.

– Готов?

Он кивнул, бросив на Тамамо-но Маэ извиняющийся взгляд, прежде чем взять меня за руку. Я сжала кольцо в кулаке и заморозила мир вокруг, оставив Цукуёми и ёкая позади застывшими статуями. Так им будет труднее последовать за нами.

Мы шли через лес, щурясь от яркого солнечного света. Несколько минут мы молчали, выражение лица Нивена оставалось непроницаемым.

Наконец он мягко спросил:

– Ты же не думаешь, что это правда Микудзумэ?

Я вздохнула.

– Я не знаю, что и думать, Нивен.

– Я бы умер спустя несколько дней во тьме, если бы не она, – признался Нивен. – Хочу, чтобы ты поняла это, Рэн. Я провел с ней почти столетие. А ты знаешь Цукуёми меньше недели. Ты же не можешь в самом деле доверять…

– Есть только один человек, которому я могу доверить свою жизнь, – оборвала его я. – И это не один из них.

На это Нивен не ответил.

Я удерживала время, пока мы не достигли опушки леса и не сели в почти пустой трамвай. Мы наблюдали, как деревья сменяются каналами и кирпичными зданиями. Лес позади нас становился все меньше, а бесконечная линия сосен едва колебалась на ветру, словно лес хранил в своей чаще темный секрет. Я проверила время и чуть не задохнулась: мы легли ужасно поздно из-за того, что ждали Эмброуза, и каким-то образом я позволила себе проспать излишне долго. Неудивительно, что Цукуёми и ёкай забеспокоились и отправились в лес. Это был последний день перед прибытием Айви, а я сократила его вдвое.

Мы углубились в город. Линии трамвайных проводов разрезали небо на черные алмазы. Даже находясь внутри душного вагона, я чувствовала, как по улицам течет Смерть, – сильнее, чем когда была в городе неделю назад. Окна запотели от кислого зноя, рельсы трамвая увязали в рыхлой сырой земле. На улицах было меньше людей, чем обычно, а те, кто остался, передвигались так быстро, будто хотели оказаться где-нибудь в другом месте. Яркость позднего утреннего неба начала тускнеть, и серые облака закрыли солнце, словно занавески, как будто Токио знал о надвигающейся Смерти.