Время шинигами

– Нет, – возразил он. – Поэтому ты и злишься.

Резко развернувшись, я схватила Цукуёми за горло и вжала в дерево. Ствол содрогнулся от удара, сотрясая ветви, но он не сопротивлялся. Лишь схватил меня за запястье, чтобы я не раздавила его горло, но оттолкнуть меня не пытался. Как он смеет рассказывать мне, кем я была?

– Укэмоти не умерла, Рэн, – произнес он. Из-за нажима моей руки слова звучали глухо и тихо.

Я покачала головой, пытаясь надавить сильнее, но хватка Цукуёми была крепкой.

– Ты убил ее.

– И тем не менее она повсюду, – продолжил он, его пальцы сжали мое запястье так сильно, что кости заскрипели, а хватка ослабла. – Она в каждом зернышке риса, в каждом клубне сладкого картофеля, в каждом побеге бамбука в Японии. Она в глазах Аматэрасу каждый раз, когда наши пути пересекаются во время солнечного затмения, и она смотрит на меня как на незнакомца. Она в голосе моего отца, когда он говорит о том, какое я разочарование. Она здесь даже сейчас, когда ты ведешь себя так, будто я чудовище, из-за того, что сделал с ней. Убить кого-то – это не то же самое, что стереть его, Рэн.

Мои пальцы онемели на горле Цукуёми, его слова вибрировали сквозь ладонь.

Я покачала головой.

– Я просто хочу…

– Знаю, – сказал Цукуёми. – Я знаю, ты думаешь, это принесет тебе облегчение, но ты ошибаешься.

Он нежно потянул меня за запястье, легко освободив горло, но не отпустил. Провел большим пальцем по моим венам, пока синяки растворялись на коже. Тьма жгла меня изнутри, моля о том, чтобы ее выпустили наружу, но деваться ей было некуда.

В его глазах было слишком много терпения. Тот, кто смотрел, как я зубами разрываю на части пульсирующее сердце, должен был видеть во мне лишь чудовище, и все же он касался меня так, будто у меня была бумажная кожа и птичьи кости, которые он мог сломать одним прикосновением. Я протянула руку и обхватила его лицо ладонью, почему-то чувствуя, что он может привязать меня к земле и помешать мне разорвать весь мир в клочья.

– Рэн, – прошептал он.

Я обвела большим пальцем край его губ, и они с прерывистым вздохом разомкнулись.

– Рэн, – повторил он, и это слово согрело мое лицо.

Как легко было сократить это расстояние между нами. Ничто в нем больше не напоминало мне о Хиро. Теперь, узнав Цукуёми, я не понимала, как вообще могла их спутать, когда их души были такими разными. Я была способна начать все сначала с Цукуёми и позволить его прикосновениями навсегда выжечь память о Хиро.

Но когда он наклонился ближе, моя грудь сжалась, а выдох застрял в горле. Стоит нам пересечь этот мост, и мы больше не сможем притвориться, что все это – лишь простая сделка. Точно так же, как если бы, стоя на мосту к дворцу солнца, я взяла Цукуёми за руку и позволила ему утянуть себя в пустое небо, просто доверившись его словам, что мы не упадем. Было так легко мечтать о счастливом конце, но теперь, когда я действительно его видела, он оказался не более чем фантазией, полупрозрачным стеклом под ногами.

Может быть, Хиро и не стало, но он по-прежнему оставался в моем сердце зияющей раной, которая с каждым годом лишь расползалась все шире и шире. Я отдала ему всю себя и в результате осталась одна во тьме, на коленях, перед залитым кровью святилищем. Я больше не могла представить себе жизнь с Цукуёми – или с любым другим – и заставить себя поверить, что на этот раз все реально. Я ненавидела Хиро за то, что он забрал у меня брата, но до того, как я взяла Цукуёми за руку, я не осознавала, как сильно он разрушил и меня саму.

Когда Цукуёми приблизился, я отвернулась, и его губы скользнули по моей щеке. Он отстранился, все еще крепко держа меня за запястье.

– Скажи мне, о чем ты думаешь, – прошептал он. – Я не понимаю.

Но ему никогда не понять. Он не знал, каково это – чувствовать себя такой же пустой и холодной, как мертвецы, за душами которых ты приходишь. Ему не понять, каково это – никогда даже не знать, что у тебя есть сердце, пока не встретишь того, кто докажет, что оно есть, полюбить его, опьянев от прекрасных обещаний, сжечь мир дотла только затем, чтобы удержать его, а потом обнаружить, что даже не знаешь его настоящего имени.

Взгляд Цукуёми упал на мои руки, и я осознала, что верчу в пальцах кольцо Хиро.

– Это из-за него? – спросил он.

Я не ответила, и он склонил голову набок. Он имел полное право расстраиваться, но вместо этого выглядел озадаченным.

– Я не знаю, какие слова правильно говорить в такой ситуации, – наконец сказал он, и его плечи поникли, будто это разочаровывало его. – Если бы я мог снять свое лицо и надеть другое, я бы сделал это, чтобы понравиться тебе.

Я сухо хмыкнула.

– Не надо ничего снимать ради меня, пожалуйста. В твоем сходстве с ним на самом деле нет ничего плохого.

– Тогда что ты хочешь, чтобы я сделал?

«Я не знаю», – подумала я, но эти слова были настолько мучительно бесполезны, что я не хотела впустую сотрясать ими воздух.

Цукуёми вздохнул, возможно, почувствовав, что я не хочу отвечать. Он заправил мне за ухо прядь спутанных волос и вытащил из них листик.