— Я как шляхтич, нет! Но, заметив, что язык заплетается от мёда, я боялся, как бы он у меня из-под сердца ещё чего не выдолбил; схватил седло, вьюки, якобы пошёл спать, и, забравшись на клячу, удрал.
— Больше ничего не сказал?
— Что это! Вы думаете, я готов продаться? — с гордостью сказал Ленчичанин. — Ха! Это оскорбление! Это позор! За это вы мне ответите. Я никогда никого не предавал!
— Но ты излишне проболтался.
— Это по-человечески, а язык вовремя задержал. За эти подозрения вы должны мне…
— Гарнец пива, — добросил пан Кжистоф.
— По крайней мере Марку, и от Крачковой.
Немного более спокойный Чурили согласился на возмещение убытков, и быстро вышел.
VI
Гроновиус и Дуран
Когда Чурили входили в дом пана Пеняжка, почти в то же время к воротам подкатила карета Соломерецкого, остановилась, и хмурый князь, заслоняясь плащом, вошёл в тесный дворик. Он явно кого-то искал, огляделся вокруг, с презрением фыркнул и вошёл на лестницу, ведущую в комнату пана Кжистофа. Рассказ Ленчичанина близился к завершению, когда Соломерецкий подходил к двери. Там он встретил мальчика, оборванца, который служил Пеняжку.
— Где тут живёт, — спросил он, — Гроновиус?
— Гренобиш? Здесь нет никакого Гренобиша.
— Старый, лысый, седой, чужеземец, доктор.
— Сзади живёт доктор, но не Гренобиш, того ещё хуже зовут — Дуран.
— А! Дуранус! Где? Сзади? Веди меня к нему.
— Я? У меня нет времени, — сказал Якус, скребя себя и опираясь на поручень лестницы.
— Ведь ты ничего не делаешь?
— Э! Тешусь! — равнодушно сказал мальчик.
— Грош тебе дам.
Мальчик снял лохмотья шапки, перепрыгнул через поручень, выскочил на лестницу и как пуля помчался вниз, напевая песенку.
Соломерецкий нашёл его внизу, сидящим на последней ступеньке и пронзительно свистящим. Пан Чурили с сыном как раз тоже спускались, когда голос князя, знакомый им, потому что они недавно его слышали, донёсся до них снизу.
— О! Он уже тут! — сказал младший. — Небось, ищет Ленчичанина.
Они быстро в тишине спустились, но когда уже должны были его догнать, князь свернул во двор за Якусем к Гроновиусу и Дурану.
— Куда он пошёл? — спросил младший.
— Сдаётся, что к тем чёртовым чернокнижникам.
— Каким?
— Двум проклятым немцам, которых коронный пан подкоморий привёз для медицины, алхимии и неизвестно каких тайных практик.
Так было в действительности, Гроновиус и Дуранус были придворными пана Мнишека, который в то время отправил их в Краков. Один из них в свою очередь почти всегда сопровождал подкомория и ездил за королевским двором вместе с ним. Они с Эгидем, которого мы видели выше, служили в разных случаях Мнишкам и Гижанке. Мы не будем забывать, что как все в то время, так и король верил в волшебство, в чары, в магию и чернокнижников, что консультировался с астрологами-прорицателями, и даже с простыми бабами, как Будзикова и Корыцкая.
Прежде чем мы с Соломерецким войдём к Гроновиусу и Дурану, мы должны предупредить читателей, что, верный своему времени, князь разделял слепоту всех относительно чернокнижников и магии. Исчерпав все способы причинить вред жене брата и племяннику, гневный Соломерецкий бросился к последнему, шёл требовать помощи от мнимых всевидящих и всемогущих Гроновиусу и Дурану.
Эти двое занимали с тыльной стороны домика пана Пеняжка нижную комнату и подвал. Раньше они служили распивочной, и поэтому вход в подземелье был изнутри. Устраивая свои лаборатории, два чернокнижника специально выбрали себе это место, как тайное и для удобное.
Маленькая дверь в толстой стене вела в ту таинственную, тёмную и с низкими сводами мастерскую. Чучело филина с распростёртыми крыльями у входа знаменовало жилище Гроновиуса и Дурана. Большая комната была, очевидно, так устроена, чтобы произвести впечатление на входивших.
Из двух узких окон, смотрящих на узкую улочку, одно было зашторено чёрным сукном, другое мало впускало света.
Посередине тянулся низкий стол на толстых ножках, весь покрытый книгами, сочинениями, кусочками дерева, воска, гороскопами, астрологическими квадратами, костями и т. п. Часы и страшная деревянная голова, вид терафима, занимали середину стола. На стенах висели чучела разных животных, кости мамонтов, одежды с нашивками в виде небесных знаков и таинственных цифр.
Дальше на полках были разбросаны банки с монстрами в спирту, бутылки, глиняные кувшины, горшки, стеклянные колбы для алхимических опытов. Слева — большой камин, покрытый капюшоном, примыкал к алхимической печи, теперь потушенной. Множество сухих трав было развешено и разбросано.
Слабый свет одного окна ещё увеличивал странность этой комнаты, не давая ничего толком разглядеть: только голова, которую будем называть терафим, скелет в углу, мумия в своих пеленах — в другом, выглядывали из тени.
Посередине за столом находились два человека. Один маленький, горбатый, лысый, с рыжей бородой и одним угасшим глазом, зажмуренным; другой — серьёзный, красивый, высокого роста, гордой физиономии, в чёрном облачении, с цепью на шее.