Время свинга

Спектакль принимали очень хорошо, и в ноябре за пять минут до занавеса нас всех собрали за сценой, и продюсеры объявили: постановка продляется за свой рождественский лимит, до весны. Труппа была в восторге, и в тот вечер восторг свой все вынесли на сцену. Я стояла за кулисами, тоже радовалась за них, но у меня внутри прятались собственные тайные новости, о которых я пока не сообщала ни руководству, ни Трейси. Наконец-то прошло одно мое заявление: на должность ассистента режиссера, оплачиваемая стажировка на только запускаемой британской версии «УайТВ». Накануне я сходила на собеседование, сразу же нашла общий язык с интервьюершей, и та мне сказала — несколько непрофессионально, как мне показалось, с учетом очереди из девушек снаружи, что работа — моя, не сходя с места. Всего тринадцать штук, но, если я буду жить у отца, этого хватит выше крыши. Я была счастлива, однако сомневалась, как сообщить об этом Трейси, — на самом деле не задаваясь вопросом, в чем корни моего сомнения. Мимо пронеслись девушки из «Жаркого ларчика», только что от гримера и прямо на сцену, одетые в кошечек, Аделаида — впереди и в центре, а Девушка из «Жаркого Ларчика» Номер Один сразу слева от нее. Они провокационно взбивали груди, облизывали себе лапки, придерживали хвосты — один такой я самолично пристегнула к Трейси десятью минутами раньше, — приседали, как котята, готовые прыгнуть, и уже начали петь — о гадких «папиках», что держат тебя слишком крепко, отчего так и хочется уйти к другому, и об иных, нежных чужаках, с которыми ты как дома… Этот номер у них всегда проходил на ура, но в тот вечер он стал сенсацией. Оттуда, где я стояла, был отлично виден первый ряд — и я замечала неприкрытую похоть в глазах мужчин, замечала, сколько таких взглядов приковано в особенности к Трейси, хотя смотреть, по идее, они должны были на женщину, игравшую Аделаиду. Всех остальных затмило изящество ног Трейси, затянутых в трико, чистая живость ее движений, поистине кошачьих, ультраженских так, что я завидовала и нипочем не надеялась воссоздать собственным своим телом, сколько бы хвостов на меня ни нацепили. В том номере танцевало тринадцать женщин, но лишь Трейси что-то значила по-настоящему, и, когда она сбежала со сцены вместе со всеми остальными и я сказала ей, как чудесно она танцевала, она не стала, подобно другим девушкам, уточнять или переспрашивать, чтобы я повторила хвалу, а ответила просто:

— Да, я знаю, — нагнулась, разделась и отдала мне свои трико комком.

Тем вечером труппа праздновала в «Коляске и лошадях». Трейси и Мелок пошли с ними вместе, я тоже, но мы слишком уж привыкли к пьяной сокровенной напряженности «Колониального зала» — а также к собственным местам, к тому, что слышишь свой голос, когда говоришь, — и минут через десять, которые мы простояли, вопя во весь голос, а нас не обслуживали, Трейси захотела уйти. Я решила было, что назад, в «Колониальный зал» с Мелком, как мы обычно поступали, чтобы они с возлюбленным могли напиться и обсудить их невозможную ситуацию: его желание обо всем рассказать жене, ее решимость в том, что он не должен, сложности в виде детей — они были примерно нашего возраста, — и вероятность, которой Мелок страшился, а я считала несбыточной: об их романе узнают газеты и сделают из этого какую-нибудь историю. Но, когда он ушел в уборную, Трейси выволокла меня наружу и сказала:

— Не хочу его сегодня делать… — Помню я это «делать». — Пойдем лучше к тебе и нахерачимся.

В Килбёрн мы добрались где-то к половине двенадцатого. Один Трейси свернула прямо в поезде, и теперь мы курили, идя по улице, вспоминая те разы, когда мы делали то же самое на этой же дороге в двадцать, пятнадцать, тринадцать, двенадцать лет…

По пути я рассказала ей свои новости. Звучало весьма блистательно — «УайТВ», три буквы из того мира, что занимал нас, подростков, и мне едва ли не было совестно, что я об этом заговорила, мне непристойно повезло, как будто я буду мелькать на этом канале, а не раскладывать его британскую почту по папкам и заваривать его британский чай. Трейси остановилась и взяла у меня косяк.

— Но ты ж не прямо сейчас уйдешь? Посреди спектаклей?

Я пожала плечами и призналась:

— Во вторник. А ты пиздец злишься, что ли?

Она не ответила. Молча мы прошли еще немного, а потом она сказала:

— Съезжать отсюда тоже планируешь?