Креймер вышел с двумя билетами — отличные места во втором ряду. Вместо ужина я себе купила большой пакет шоколадных конфет, такие мне редко доводилось есть — Эйми подобное считала не только питательно смертоносным, но и явным показателем нравственной слабости. Креймер взял два больших пластиковых стакана скверного красного вина и программу. Я в ней поискала, но Трейси не нашла. Ее не было там, где ей полагалось быть по алфавиту занятых в спектакле, и я уже начала тревожиться, что у меня какая-то галлюцинация или я совершила постыдную ошибку. Я листала страницы взад и вперед, на лбу у меня выступил пот — должно быть, выглядела я спятившей.
— Ты в норме? — спросил Креймер. Я уже почти добралась до конца программы, и тут Креймер ткнул пальцем в страницу, чтобы я ее не перелистнула. — Но это разве не твоя девушка?
Я присмотрелась: она. Трейси сменила свою заурядную варварскую фамилию — под которой я всегда ее знала, — на офранцуженную и для меня нелепую: Леруа. Имя тоже оказалось подогнанным — теперь она звалась Треси. А на снимке волосы у нее были гладкими и блестящими. Я громко расхохоталась.
Креймер с любопытством взглянул на меня.
— Вы с ней старые подруги?
— Я ее очень хорошо знаю. То есть мы не виделись лет восемь.
Креймер нахмурился:
— Понимаешь, в мире парней мы бы такое назвали «бывший друг», а еще лучше — «чужой человек».
Заиграл оркестр. Я читала биографию Трейси, яростно разбирала ее по косточкам, стараясь обогнать время, пока в зале не померк свет, словно зримые буквы прятали в себе какой-то другой набор слов с гораздо более глубоким смыслом, требовавшим расшифровки, и явили бы нечто существенное о Трейси и том, как она теперь живет:
Треси Леруа
ХОР / ДАГОМЕЙСКАЯ ТАНЦОВЩИЦА
Театральные роли:
Если такова история ее жизни, то разочаровывает. Здесь недоставало вездесущих достижений других подобных биографий: нет телевидения, нет кино, никаких упоминаний о том, где ее «готовили», из чего я сделала вывод, что учебу она так и не закончила. Помимо «Парней и куколок» другие работы в Уэст-Энде не значились — только эти унылые на слух «гастроли». Я представила себе маленькие церковные залы и школы в глубинке, малолюдные утренники на сценах заброшенных кинотеатров, мелкие местные театральные фестивали. Но что-то во всем этом пришлось мне по душе — другая моя часть, столь же крупная, возбудилась от мысли, что эта биография Треси Леруа довольно-таки сопоставима — для любых прочих в этом зале, кто сейчас читает программу, или кого угодно из актеров труппы — с любой другой подобной историей. Что у Треси Леруа общего со всеми этими людьми? С девушкой сразу справа от нее в программе, у кого биография бесконечна: Эмили Вулфф-Прэтт, училась в КАТИ и не может знать, в отличие от меня, насколько статистически невероятно то, что моя подруга вообще оказалась сейчас на этой сцене — в любой роли, в любом контексте; вероятно, ей достает опрометчивости думать, будто это
— Ну, поехали! — сказал Креймер, и занавес раздвинулся. Локти он упер в колени, руки — двумя детскими кулаками под подбородком, лицо он сделал шаловливое: