Рынок полон. Людской поток зажат палатками, словно пойманная покорная речка, или даже больше наскоро вырытый канал, вода в котором так окончательно и не определилась — куда ей? — и подтачивает берега, ища лазейки. На площади уже попросторней, там рядов несколько. На закрайках торгую с машин. Холодильниками, мотоблоками — мечтой садовола и даже мебелью — белорусы везут товары из страны несдавшегося социализма. Через дорогу, уже в стороне, скрыт деревьями павильоном «Культтовары», там стоит джипик дорожной милиции — в ожидании, кто из транзитников не заметит давным–давно выгоревший на солнце знак: «Остановка запрещена». Их интерес и основная прибыль на линии памятника Ленину — в ту и другую сторону от него ровно по пятьдесят метров — это как раз напротив соблазняющего рынка. Каменный Ленин стоит спиной к зданию, где теперь непонятно чем занимаются, стоит «в рост», на высоком, когда–то белом постаменте, со строгим уточнением «Ленин» и затертым похабным словом пониже. Оптимистически вскинув руку, он приветствует «новую экономическую политику», словно опять был ее автором, и замкнулся круг. Сергею — Извилине это кажется циничным.
— Ну вот и младший. Меня срисовал! — бурчит Седой, тут же кратко характеризует: — Дурень!
— Вижу! — говорит Извилина, приподнимая и разглядывая китайское пластмассовое ведерко так, словно обнаружил в этом развале ночную вазу от Феберже.
У палатки с кассетами, где в черном ящичке, укрытом клеенкой, истошно надрывается певица, терзая весь рынок просьбами любить ее «по–французски», какой–то щекастый молодец, в кроссовках, летних брюках «под цвет», босоножках и дорогом трехбортном пиджаке, но не шитым по фигуре, а взятым «на глазок», топорщится ли набитыми карманами, а скорее по причине, что хозяин больше привык к фуфайкам, все это убожество внезапно замирает, не веря собственным глазам, потом прет ледоколом, расталкивая рынок, и, еще не доходя, принимается выговаривать:
— Бля! Дедок, ты, наверное, совсем охамел! Знаешь, сколько ты мне теперь должен?
— Обсудим? — Извилина возникает рядом этаким чертом — интеллигентская рожа в несерьезной панамочке, той, что в новой современности, обзывают «пидараской».
— Не понял… — искренне изумляется «костюм». — Слышь, кореш — здесь непонятки!
Оборачивается к тому, что протолкивался следом, словно ища поддержки, и уже сам, не дожидаясь, замахивается, словно отбиваясь от чего–то надоедливого. Но кто–то руку зажимает больно, еще больнее и страшнее упирает чем–то в бок, а «корешу», что был рядом, вдруг, непонятно с чего, плохеет, и он опускаться на землю.
— Человеку плохо! — громко объявляет Извилина. — Расступитесь! Дайте человеку кислорода! — И сам же первый отступает назад от упавшего, пропуская любопытных.
Щекастого впихивают в щель между торговыми палатками, проелозив рожей по дешевому глянцевому покрытию, выталкивают на задник: туда, где пожухлые кусты, мятые картонные коробки и рваный целлофан. Он еще матерится, постепенно распаляясь, но этот интеллигент начинает смотреть в глаза так, что слова хиреют, сами собой сдуваются, и прошибает озноб: словно тут на месте досадливо и быстро решается — жить ему на этом свете или уже нет.
— Претензии к дедку берем на себя, — говорит Извилина. — Понял?
— Вы кто?
— Мы… — Извилина секунду думает. — Мы — педсовет! Заседание через полчаса — в той чайной, что через дорогу — собери, кого сможешь. Городишко маленький, концы короткие, думаю, оповестишь. Если есть над тобой старший, скажешь ему одно: пусть задумается — кто крышует крыши. Дошло? Все! — легонько похлопал по плечу. — Иди, работай!
Костюм чувствует, что сзади приотпускают. Хочет обернуться, но чьи–то руки не дают, снова ухватывают и пихают туда же — между палаток…
----
ВВОДНЫЕ (аналитический отдел):
Россия 2001 -
падение производства до уровня предыдущих лет:
цельномолочной продукции — 1963,
производству телевизоров — 1958,
объемам добычи угля — 1957,
животного масла — 1956,
кирпича строительного — 1953,
грузовых автомобилей — 1937,
кузнечно–прессовых машин — 1933,
зерноуборочных комбайнов — 1933,
производству металлорежущих станков — 1931,
выпуску тракторов — 1931,
пиломатериалов — 1930,
выпуск вагонов — 1910,
тканей всех видов — 1910,
обуви — 1900,
шерстяных тканей — 1880…
2001 по отношению к 1989 году:
1989 — тонн молока 55,7 миллиона,
2001 — 32,9 (падение до уровня 1958‑го года)
1989 — поголовье свиней — 40 миллионов,
2001 — 15,5 (падение до уровня 1936‑го года)
1989 — поголовье крупного рогатого скота с 58,8 миллиона,
2001 году — 27,1 (падение до уровня 1885‑го года)
1989 — поголовье овец и коз — 61,3 миллиона,
2001 — 15,2 (падение до уровня 1750‑го года)…
/согласно данным ГОСКОМСТАТ Российской Федерации/
(конец вводных)
----
«Четвертый», «Пятый» и Седой за стол не садятся, а у стойки заказывают еще.
— Нам бы повторить!