Двигателем человека выступает любопытство. Заставляли себя любопытствовать ко всему, стремясь охватить вокруг себя пространство, проявляя интерес к людям, их делам, дорогам и тропинкам, всему, чего коснется взгляд, и что находится — вон там! — за его пределами. Постепенно это становилось чертой характера каждого. Разведчик и вне разведки. Разведчик навсегда. Цепкий взгляд — а если здесь засаду? А если здесь засада, и кто–то уже посматривает на тебя хозяйским взглядом? Оценивали уютность канав. А вот здесь бы растяжку на преследователя, а здесь залечь самому, а потом рывком вон туда — огонь не помеха…
----
ВВОДНЫЕ (аналитический отдел):
18 июня 2007:
«Крупный тайник с оружием обнаружили сотрудники правоохранительных органов неподалеку от села Мамонтово Ногинского района Московской области. Тайник располагался в лесном пруду. В нем находились два гранатомета РПГ‑18, пять автоматов Калашникова, пистолет–пулемет иностранного производства, шесть пистолетов ТТ, пистолет «Браунинг», два пистолета Макарова, помповое ружье и большое количество патронов различного калибра. «В настоящее время устанавливается источник приобретения, принадлежность и цели использования данного арсенала», — отметили в правоохранительных органах…»
/«РИА Новости» /
(конец вводных)
----
— Старшего что–то не видно, — говорит Седой.
Среднего брата он уже показал, да Извилина его уже видел из бани, именно он тогда приезжал со своей неумной «кодлой». Сейчас наблюдал, как тот ходит по рынку в спортивном костюме с двумя подчиненными в костюмах поплоше — вроде как униформе. Вид какой–то потерянный. Прошел мимо крытой машины, с которой торговали арбузами, остановился у стола с весами и нарезанными «пробами» и стал жрать арбуз. Именно жрать, жадно отхватывая от нарезанных кусков верхние доли, засовывая, проталкивая пальцами, едва ли не давясь. Сок стекал с углов рта, по подбородку… Утерся ладонью.
— Жить пытается шире себя самого!
Извилина как–то наблюдал бомжа, который пытался управиться с арбузом без ножа. Примерялся по всякому, и видно было, как в наморщенном лбу работала мысль. Извилине было любопытно, каким образом выкрутится — все–таки русский бомж, значит, изначально что–то от «Левши» должно остаться. И действительно, маялся недолго: достал целлофановый пакет, сунул арбуз туда и расколотил кулаком, потом прогрыз в углу дырочку и стал сосать, наслаждаясь.
Рассказывает про это Седому. Седой хмыкает.
— Он перед этим, что английский джентльмен.
Гуляют, осматриваются…
Ситянские, как стало принято говорить — «держат рынок». Не огороженный, а возникающий стихийно по определенным дням возле старого маленького, до сих пор называемого: «Колхозный». Разборные торговые палатки двух смежных улиц рядами вытекают на площадь, захватывая ее. Сама же площадь, когда–то место первомайских митингов, парадов трудящихся, ветеранов и первоклассников, проводов в армию, а в суровую годину — было такое — и на войну, теперь уже пиявкой — новыми помыслами — не лепилась краем, а присосалась к транзитной трассе, пронизывающей городок насквозь.
Трасса заставлена машинами на обе стороны, на противоположной стороне торчат несколько слипшихся двухэтажных магазинов, в которых, впрочем, торгуют только на нижних этажах, верхние перекрыты, должно быть, превращены в складские. В магазинах в рыночные дни торговля идет ни шатко, ни валко. В обычные, впрочем, тоже — поскольку нет народа Наезжают утренними автобусами — сельскими «пазиками», уезжают обеденными. В небазарные дни по расписанию автобусов мало, одна надежда на неразборчивых транзитников, которым можно всучить прогорклое просроченное масло, выдав его за местное. В базарные же (воскресные и пятничные) дни все торопятся, заскакивают, чтобы глянуть ошалелыми глазами на цены, и обратно. На рынке дешевле. Магазины — для охмурения транзитников, дачников, но не местных жителей. Всяк из местных вытерпит до пятницы, чтобы взять то, что ему надо, на пару рублей дешевле.
— Третьяч! — говорит неожиданно Седой.
— Что? — удивляется Извилина.
— Сортность самогонная. «Первач», «другач», «третьяч». Третьяч — товар третьей руки. Здесь на рынке едва ли не сплошь третьяч. Хорошо еще, белорусы выручают…