Время вестников (сборник): Законы заблуждений. Большая охота. Время вестников

— Вы забыли ещё об одной возможности, эпарх, — медленно произнесла ромейка. — Если я не отдам вам ни бумаг, ни Гая? Не выйду из Убежища? Что тогда? Возьмёте храм Божий штурмом?

Констант Дигенис скривил лицо в недовольной гримасе, покрутил головой, вздохнул одновременно и терпеливо, и скучно:

— Дитя моё, мы зря теряем время. Впрочем, раз уж ты спросила… Наводнять храм солдатнёй я, конечно, не стану. Если мы не придём к соглашению, я просто встану и удалюсь. Право убежища в Империи длится сорок дней. Доселе оно соблюдалось почти нерушимо. Однако из любого правила и закона бывают исключения. Коли базилевс потребует выдачи преступников — он немедля получит желаемое. Патриарх может своим повелением лишить скрывающихся в храме защиты Церкви, если в Убежище проник уличённый властями злодеятель или еретик. Монахи не обязаны предоставлять находящемуся в Убежище преступнику воду и пищу. Оставайтесь здесь, если хотите. Завтра или через день базилевс прибудет в город и примется вершить расправу по собственному обыкновению.

— Начав, полагаю, с вас, — злорадно вставил Гай. — Как с пренебрёгшего и не уследившего.

— Не спорю, мне тоже придётся несладко, — покладисто согласился старец. — Андроник непременно обвинит меня в том, что я дряхл разумом и скверно управляю городом. Но царственный пока ещё сознаёт, насколько я необходим ему — и его гнев быстро иссякнет. Андроник неплохо усвоил, чем обернулись его колебания семь лет назад. Тогда мятежница Мария, как лиса в норе, тоже пряталась в святой Софии и тявкала на стены Палатия. Базилевс промедлил — и ему пришлось искать примирения, заискивать перед этой выскочкой. Но Мария Комнина хотя бы принадлежала к императорской фамилии…

— …И её всё равно убили, — тяжело выговорила Склирена. — Отравили. Говорят, вы собственными руками изготовили яд и поднесли ей. Я склонна поверить в эту молву. Теперь я точно знаю: ваша правая рука всегда ведает, что творит левая. Вы так верноподданно рассуждаете о защите качающегося престола Империи… И уже столько лет ведёте оживлённую переписку с шейхом Мухаммедом ибн Хасаном Умидом, исмаилитом и владыкой крепости Шахриз, что в персидских землях. У меня есть ваши расписки с перечнем вручённых сумм. С именами неугодных, от коих вы избавились руками подчинённых ибн Хасана. Есть ваше своеручное письмо, в коем чёрным по белому спрашивалось, в какую цену обойдётся визит обитателей Шахриза в Палатий и какими средствами это можно было бы устроить…

Показалось Гаю или нет, что упоминание персидской крепости на миг исказило непроницаемую старческую физиономию гримасой высокопробной, чистейшей ненависти? Какие бы доверительные отношения прежде не связывали Зоэ Склирену и почтеннейшего Константа Дигениса, сейчас девица собственной рукой положила им конец.

— Будет до крайности занимательно вызнать, насколько крепка привязанность базилевса к вашей милости, — заметно приободрившись, заявила рыжая. — Вдруг окажется, что царственный не слишком дорожит вашим обществом? Вдруг он предпочтёт сохранить мне жизнь, уповая, что я поведаю ему ещё что-нибудь любопытное? Нет, мы и в самом деле отказываемся. Остаёмся здесь, в божьем храме. Подождём, пока базилевс перестреляет всех ланей в рощах под Филопатрой и соизволит вернуться.

— Слово сказано, выбор сделан, — сухо откликнулся константинопольский эпарх, поднимаясь с табурета. — Вот теперь — я сожалею. Ты отвергла мою помощь, оскорбила меня недоверием и плюнула в руку, вскормившую и научившую тебя. И несмотря на это, Зоэ, я не держу на тебя зла. Засим я уйду, как и обещал, но прежде — позволишь ли мне обнять тебя? В последний раз, в память о всём, что мы когда-то пережили вместе? В память об уроках, которые я давал тебе, и знаниях, которыми с тобой делился?

Не дожидаясь ответа, Дигенис шагнул к Зоэ, широко раскрывая объятия. Длинный и костлявый, с лысым черепом, в своём просторном балахоне он в этот момент стал донельзя похож на огромного грифа с распахнутыми крыльями. Гриф — птица зловещая, однако движение старца было столь подкупающе искренним, а на лице появилось вдруг выражение такой торжественности, что в первый миг Зоэ сама невольно качнулась навстречу. Только того эпарху и нужно было. Упали чёрные крылья, накрывая жертву — а что там было дальше, Гай не углядел. Потому как молчаливый провожатый Дигениса вдруг сорвался с места, и уж после этого англичанину стало не до подружки.

До сей поры по одним общим очертаниям безликой, безмолвной и неподвижной фигуры в тёмной рясе Гай мог лишь предположить, что комплекции его противник неслабой. Едва спутник эпарха пришёл в движение, стало ясно, что он к тому же быстр как змея — десяток шагов, что отделяли его от Гая, «монах» одолел в два прыжка, так что ноттингамец даже не успел вытянуть из ножен меч. И ещё выяснилось, что в широком рукаве рясы «монах» скрывает короткий кинжал, нацеленный Гисборну в горло. Отточенная сталь блеснула у самого лица. Хорошая реакция пополам с везением спасли ноттингамца, но устоять на ногах ему не удалось. Сцепившись, они покатились по каменному полу.