Время вестников (сборник): Законы заблуждений. Большая охота. Время вестников

Хрюкающего поросёнка затолкали в корзину и втянули на борт. К неудовольствию Казакова, подле мающейся от последствий морской болезни Беренгарии нарисовался изящный силуэт в чёрном. Элегантный красавчик — как он умудряется оставаться неотразимым после пережитой болтанки? — учтиво обхаживал страдающую даму, подкармливая с руки какой-то снедью. Её величество забот верного подданного не отвергала, предложенным угощением не брезговала и вообще являла собой образец демократично настроенной королевы.

Хайме. Конкурент, мать его. Дельфинов не распугивает, и шторм ему нипочём, и тёмной ночкой в каюту к Беренгарии хоть разок, да сумел просквозить. Самого Сержа, когда он рискнул предпринять аналогичную вылазку, вежливо попросили удалиться. Наверное, Хайме навёл на бдительную Куртенэ сонные чары. А что, он может. Он такой. Транкавель из Ренна, колдун недоделанный. Фаворит. Серж вдруг пожалел, что начисто лишён поэтического дара. А то бы непременно сложил глумливую балладу. С рефреном «Растут у Ричарда рога, лосиные рога!»

* * *

Если предметом размышлений Сержа Казакова была бюрократия, то Исаак Комнин, полновластный правитель, сиречь деспот, маленького средиземноморского островка размышлял о коварстве судьбы и истинности народных италийских поговорок. В частности, той, что уверяла: «Лучше быть Цезарем в провинции, чем одним из многих в Риме». И другой, гласившей: удача покровительствует смелым и предприимчивым.

В течение многих лет он опирался на эти нехитрые утверждения. Они никогда его не подводили.

Сегодня, видимо, настал черёд другой поговорки: «За всё приходится расплачиваться».

А ведь его дела шли так замечательно!

Девять лет тому он безошибочно уловил миг, когда пришла пора распрощаться с блестящим Константинополем. О разлуке с великим городом кирие Исаак ничуть не сожалел. Он никогда не был в столице желанным гостем.

Позже до него дошла весточка, лишний раз подтвердившая верность его решения. Задержись он в Константинополе ещё на пару дней, и следующее десятилетие он в лучшем случае провёл бы за решётками Нумеры. Или слепым побирушкой бродил по городам и весям Империи. Или стал одним из тех, кого в праздничный денёк заталкивают в медное брюхо вечно голодного быка-людоеда на площади Тавра. Пришедший к власти Андроник Комнин стремительно расправлялся со всеми, кто имел несчастье носить ту же фамилию, что и новый базилевс, и представлял опасность в качестве претендента на трон Империи.

Исаак мог считаться Комниным с большой натяжкой. Громкая фамилия ему досталась от бабушки-покойницы, вторым браком выскочившей замуж за сводного двоюродного братца тогдашнего императора, уже и не упомнишь, как его звали. Патрикий Исаак здраво предположил, что в бурный год переворотов и расправ с неугодными ссылки на запутанную родословную вряд ли помогут, и предпочёл тихо удалиться. Как говорится, с глаз долой — из сердца вон. Постылую бездетную супругу он оставил в Константинополе. Может, Андроник до неё доберётся, милостиво избавив дальнего сородича от хлопот с разводом.

Бурлящую столицу Исаак Комнин покинул не в одиночестве, но запасливо прихватив родовую казну, парочку кораблей арабской постройки и две сотни неплохо вышколенных вояк, уже достойно показавших себя на синих дорогах Средиземноморья. Почти год беглый патрикий и его дружина мыкались по водной глади от Палестины до Иберии, нанимаясь в услужение то к франкам, то к сицилийцам, то к арабам. Порой удавалось хорошо поживиться, порой приходилось уносить ноги. В конце концов озабоченный поисками надёжного пристанища взор Исаака упал на гористый и плодоносный Кипр. Между прочим, исконное византийское владение, пребывающее под рукой нахальных ахейцев, Виллардуэнов.

Выкинуть из Лимассола франкского управляющего вместе с малым гарнизоном оказалось до смешного просто. Местные жители радушно приветствовали кирие Комнина как освободителя, и жизнь бодро покатилась своим чередом дальше.

Через год кирие Исаак решил, что было бы недурно объявить Кипрскую провинцию отделившейся от Империи, а себя — императором острова. Дабы лишний раз позлить сидящего в Константинополе Андроника, избавиться от своры чиновных дармоедов и прекратить всякий месяц исчислять налоги в пользу столицы.

Отправив в Константинополь напыщенное послание, самозваный император Кипра на всякий случай приготовился к поспешному бегству. Вдруг мудрые головы в Синклите сочтут полезным проучить зарвавшегося выскочку?

Однако далёкая столица ограничилась грозным письменным внушением, занявшим десяток расписанных золотом и киноварью пергаментных листов, и настрого запрещавшим Исааку Комнину присваивать себе титул базилевса. Парусов боевых галер на горизонте так и не появилось. Удача, как портовая девка, благосклонна к нахалам. Кипр слишком отдалён, посылать туда вразумляющую эскадру дорого и опасно. Деспот острова и его присные облегчённо перевели дух, а пергамент из Константинополя прибили к стене тронного зала — для красоты. Все десять листов.

Базилевс Исаак Комнин благоденствовал, а удача оказалась особой ветреной и непостоянной.