Время вестников (сборник): Законы заблуждений. Большая охота. Время вестников

Де Фуа хмыкнул и пробормотал что-то на латыни. Должно быть, цитировал надлежащую юридическую формулировку. Беренгария обрадованно кивнула:

— Да-да, именно так! Я много размышляла над случившимся в Мессине. Может, я ошибаюсь и плохо знаю людей… Только мне кажется, это было подстроено нарочно. Кто-то очень хотел добиться того, чтобы армия крестоносцев, пылая жаждой мести, пришла на Кипр.

«Пять баллов, — признал Казаков. — Единственный человек допёр, что сицилийский инцидент шит белыми нитками».

В корму шебеки ударила особо сильная волна. Обе дамы, ахнув и пошатнувшись, ухватились за широкие перила и за оказавшихся поблизости мужчин.

— Я отправляюсь на берег, — решительно заявила наваррка. — Мы все едем. Не знаю, достанет ли у меня проницательности и умения отличить ложь от правды, но я побеседую с кипрским деспотом. И, если окажется, что он и в самом деле невиновен, я… — она чуть смутилась. — Я попробую растолковать это Ричарду. Зачем крестоносцам война с тем, кто готов стать их союзником? К тому же на Кипре живут не сарацины, а христиане. Я ведь не ошибаюсь?

— Христиане греческого вероисповедания, — уточнил мессир Ангерран. — В остальном госпожа королева совершенно права.

— Почему она постоянно называет Комнина деспотом? — шёпотом спросил Серж у Хайме. — Он что, вконец замучил и замордовал своих подданных?

— Это просто титул, сохранившийся с римских времён, — с еле заметной усмешкой и тоже шёпотом объяснил младший Транкавель. — Князь, господин. Вообще-то Комнин величает себя базилевсом. Но я слышал, якобы его не короновали положенным образом. Он самовольно присвоил себе императорское достоинство.

«Наш человек, — фыркнул Казаков, краем уха внимая тому, как Беренгария высокопарно объявляет посланцу Комнина о своём согласии принять приглашение его сюзерена. Торжественность момента портила вода, перекатывавшаяся по палубе и с утробным бульканьем сливавшаяся в шпигаты. — Желаю быть главным, и всё тут. Наплевать, что в Константинополе уже есть один экземпляр. Зато я буду базилевсом на Кипре».

Перемещение в спасительные шлюпки происходило суматошно. Как при всяком кораблекрушении, даже маленьком, не обошлось без катастроф.

С борта «Жемчужины» сбросили вниз несколько верёвочных трапов — вертлявых и неустойчивых. Сопровождающие Беренгарии выволакивали из трюмов уцелевшие пожитки в трогательных узелках и кожаных торбах. Неуклюже спускаясь по верёвочной лестнице, кто-то из благородных господ оступился и с коротким воплем рухнул в море. Пострадавшего вытащили, хотя солёной водички он нахлебаться успел. Беренгария, поддерживаемая Хайме и де Фуа, самостоятельно одолела качающиеся мостки и, придерживая длинный подол, спрыгнула на барку. За ней, повизгивая и вскрикивая от страха, перебрались её дамы. Казаков заметался, не зная, следовать за наварркой или занять свободное место в одной из плоскодонок.

На мешкающего вассала призывно рявкнул де Фуа, повелев не валять дурака и убираться с тонущей шебеки. Серж примерился, выждал миг, когда колебание волн заставит корабли поравняться, и не без бравады скакнул с одного борта на другой. Эффектного жеста не получилось. На «Аргире» ему под ногу подвернулся чей-то мешок, и Казаков клюнул носом, едва не вывалившись за противоположный борт. Падающего крестоносца ухватил за шиворот бодигард комнинского посланца и молча усадил на дно лодки.

На «Жемчужине» оставалось ещё не меньше дюжины человек, когда шебека зловещим образом закачалась взад-вперёд, с носа на корму. Рулевой барки отдал команду, гребцы торопливо замахали вёслами, отводя роскошное судёнышко подальше. Словно скользя по невидимым стапелям, шебека носом вперёд зарылась в волны и исчезла из вида. На поверхности моря закачались доски, бочки, обрывки парусины и орущие головы тех, кто поспешно сиганул за борт. Верная «Жемчужина», свадебный подарок наваррке от Танкреда Гискара, с трагическим бульканьем канула на дно лимассольской гавани.

«Концы в воду, — напутствовал шебеку Казаков, ёрзая и усаживаясь поудобнее. Слева от него лежали сваленные грудой мешки с имуществом спасённых, справа торчал охранник посла. Судя по мрачной нордической физиономии, никакой не грек, а самый что ни на есть коренной уроженец севера Европы. Или сицилиец из подданных Гискара. — Теперь нам действительно больше некуда возвращаться».

Под беседкой-балдахином скрывалось стоящее на маленьком возвышении широкое то ли кресло, то ли диванчик на толстых разлапистых ножках, обтянутое малиновым бархатом с золотыми кисточками. Там со всем пиететом и комфортом устроили Беренгарию. Мэтр посол приткнулся рядом, на ступеньке, продолжая сладкоречиво вещать о том, сколь торжественный приём ожидает кирию королеву на берегу. Наваррке, похоже, опять сделалось скверно. Она рассеянно кивала, но её остекленевший взгляд был устремлён куда-то внутрь себя.