Время вестников (сборник): Законы заблуждений. Большая охота. Время вестников

Вокруг шевелились на своих топчанах полусонные люди. Кто-то, сидя на краю лежанки, натягивал сапоги, кто-то, обливаясь, жадно пил прямо из глиняного кувшина, в дальнем углу вяло переругивались из-за вчерашнего проигрыша в кости. В узких окнах-бойницах уныло брезжил серенький рассвет, по полу тянуло холодом. Входная дверь была открыта настежь, и её заслоняла спина Ангеррана де Фуа, широкая и прямая, как у начальника строевой части полковника Коленько. Стоя в проёме, де Фуа что-то втолковывал хмурому караульному. В отличие от прочих благородных донов он в этот ранний час был уже полностью одет. «Мощный всё-таки у меня шеф, — подумал Казаков не без законной гордости. — Та ещё сволочь, конечно, но старикан мощный.»

Тедди опять всхрапнул зимним медведем, оправдывая данное ему прозвище. Казаков протянул руку и двумя пальцами зажал Чиворту нос.

— Петухи уже пропели, — строго сказал он вскочившему с руганью шевалье. — Вставайте, мон шер, войну проспите.

Рыцари одевались не торопясь, благо торопиться им было особенно некуда. Казаков же, напротив, поспешил, имея тайный умысел сбежать до начала утренней молитвы. Не то чтобы барон де Шательро имел что-нибудь против религиозных отправлений, но после молитвы практически сразу следовал завтрак, а после завтрака большая часть «почётных гостей императора Комнина» вылезет в тюремный дворик подышать воздухом. Отрабатывать разминочные упражнения-ката на глазах двух дюжин недоумевающих рыцарей в принципе, конечно, можно, но как-то неловко. Кроме того, Сергей хотел посмотреть на корабли.

…С момента их пленения прошло уже около недели. Тянулись дни, как две капли воды похожие один на другой.

Первоначальные ярость и обида, неизбежно возникшие, покуда лимассольские стражники со всем прилежанием избавляли «гостей» от вооружения и сопровождали под конвоем в узилище — то есть, пардон, в гостевую залу — давно схлынули. Им на смену пришло тоскливое ожидание.

Благородные господа по большей части околачивались на стенах, пристально озирая морские дали в ожидании явления эскадры Ричарда. Флот не спешил на выручку, и приунывшие молодые люди спускались обратно. Почти каждый день наведывался говорливый посланник, выяснять, не терпят ли гости Кипра нужды в чём-нибудь. Как выяснилось, был он родом итальянец, носил звучное имя Барцелло Берксадрус, и при здешнем императорском дворе титуловался новеллисимом. Серж рассудил, что должность мэтра Берксадруса вполне может быть приравнена к чину министра иностранных дел, заодно отвечающего за международные связи, торговлю и надлежащее материальное обеспечение двора базилевса. Хлопотное ремесло, как ни посмотри. И всё — на одном человеке!

Во двор Римской башни, как назвалась отведённая франкам часть крепости, вскоре потянулись торговцы. Предлагали гостям местные вина, христианские реликвии из самого Иерусалима, всяческие диковины и экзотические вещицы аж из Ифрикии, Багдада и Константинополя. Доны и сэры сперва презрительно воротили носы, покуда кто-то первым не выдержал искушения, развязав кошелёк и призадумавшись.

И наконец вечером 29 октября, незадолго до заката, один из юных свитских Беренгарии, прогуливавшийся по крепостной стене, с топотом ворвался в башню, крича, якобы заметил на горизонте паруса. Много парусов. Он готов поставить свою часть наследства на то, что флот Ричарда идёт к Кипру!

* * *

Разминаться по утрам на крепостной стене в последнее время вошло у Сергея в привычку. Во-первых, чтобы не утратить навык — было у лейтенанта Казакова странное подсознательное ощущение, что навыки сии ему пригодятся, и весьма скоро. Во-вторых, в качестве профилактики и для разогрева — жилищные условия «в гостях у Комнина» однозначно располагали как минимум к насморку, а наипаче к ревматизму. Большую квадратную залу в одной из крепостных башен, где разместили мужскую часть свиты Беренгарии, Казаков с порога окрестил «обезьянником»: низкий потолок, узкие окна, выстеленный тростником пол, длинный грубо сколоченный стол с лавками и в качестве «спальных мест» — самые натуральные деревянные нары, разве что без верхнего яруса. Упомянутые нары, очевидно, в знак особого уважения к дворянскому статусу «гостей», были снабжены тощими, набитыми сеном матрасиками, да ещё слуга приволок груду грубых войлочных одеял. Камин имелся, но дров давали мало. Оттого, учитывая зимнее время и голые каменные стены, днём в «обезьяннике» было довольно прохладно, а по ночам прямо-таки забирал колотун. В одеялах к тому же водились блохи, и было их много. Хорошо хоть кормили на совесть — из общего котла, просто, но сытно, сдабривая каждую трапезу большим количеством неплохого красного вина.

От скуки, блох и холодов Казаков осатанел и на вторые сутки устроил шумный скандал. Однако искреннее возмущение барона де Шательро было встречено столь же искренним недоумением. Причём как со стороны «хозяев», так и со стороны его собственных спутников. Ангерран де Фуа в ответ на особенно гневную филиппику своего подопечного только пожал плечами: