Обратно Гунтер вернулся в несколько обалдевшем состоянии, пытаясь разобраться в услышанном. Его громогласный сосед был справа потеснён, рядом с ним нарисовался молодой де Фармер, упорно пытающийся завязать разговор с миледи Хониатой. Ромейка отвечала односложными «да» и «нет», однако своего спасителя-покровителя встретила более чем приветливо.
— Э-э… — многозначительно изрёк германец, падая на скамью и вцепляясь в заботливо подсунутый Хониатой полный кубок. — Миледи Хониата, это шевалье де Фармер, в недавнем прошлом — мой сюзерен, а ныне верный соратник и лучший друг… Мишель, это благороднейшая леди Елена-Даниэлида… Слушайте, у меня всё в порядке со слухом? Поправьте, если я ошибаюсь: Ричард только что высочайше распорядился отправить меня в Константинополь? Во главе посольства и с пленным Исааком Комниным в качестве живого подарка Андронику?
Две головы — светловолосая и тёмная — согласно закивали.
— Я с тобой? — немедля осведомился нормандец. — Смотри, как всё замечательно складывается! Если выйдем в море через два-три дня, то, коли Господь будет милостив, спустя две седмицы будем в Константинополе! Мы, конечно, изрядно опоздаем, но, может, мессир Гай и Мак-Лауд всё-таки нас ещё дожидаются?
Договор, заключённый около хижины святого отшельника в баронстве Фармеров более трёх месяцев назад, за странствиями, скитаниями и приключениями совершенно вылетел из памяти Гунтера. Теперь же, припомнив данное обещание, он с досадой треснул себя ладонью по лбу.
— Свиньи мы, шевалье, а не добрые католики, — с горечью изрёк он. — Нет нам прощения и оправдания. У меня так просто напрочь из головы выветрилось, что к Рождеству мы намеревались встретиться в Византии. Думаю, наши друзья подождали-подождали, плюнули и подались по своим делам. В лучшем случае мы обнаружим оставленную ими записочку, извещающую нас о том, что они здесь были.
— Может, они ещё и не добрались до… — начал де Фармер, заглушённый всплеском множества людских голосов. Оглянувшаяся через плечо Хониата быстро перекрестилась — справа налево, следя чуть расширившимися глазами за новым персонажем общего действа, появившимся во дворе замка Липена.
Новоприбывший без труда привлёк к себе всеобщее внимание. Фантазия неведомого распорядителя — или пожелание нового владыки, Ричарда — решила, что самое время явить крестоносцам их неуловимого врага во плоти.
Бывшего кипрского базилевса вывели из какой-то неприметной дверцы, проведя по открытой галерее. Сопровождала его пятёрка рыцарей в полной боевой выкладке, что, учитывая количество навешенных на Комнина цепей, было совершенно излишне. Он и передвигался-то с трудом, медленно переставляя ноги и мелодраматично лязгая кандалами.
— Бр-р, — передёрнулся германец. — Они переусердствовали. Пары наручников было бы вполне достаточно.
Мельком глянув по сторонам, германец с неудовольствием сообразил: здесь никто не разделяет его мнения. Слово «милосердие» по отношению к побеждённому противнику не в почёте.
Мучительно медленно, спотыкаясь и задерживаясь на каждой ступеньке, Исаак Кипрский спустился вниз, встав перед королевским столом. Гунтер решил, что, будь у него под рукой фотоаппарат, получился бы весьма неплохой исторический этюд: «Ричард Львиное Сердце и его поверженный враг». Воздвигшийся из-за стола во весь свой немалый рост торжествующий англичанин и приземистый коротышка киприот, за пару дней плена изрядно осунувшийся и словно бы утративший волю к жизни. Впрочем, желчности Комнина достало на то, чтобы в ответ на высокомерный вопрос Ричарда «Всем ли вы довольны, мессир? Не чинят ли вам каких неудобств?..» во всеуслышанье огрызнуться: «Разумеется, я всем доволен, кирие… вот только цепи малость тяжеловаты!»
Ирония в XII веке от Рождества Христова воспринималась славными освободителями Гроба Господня с изрядным трудом, однако в дальнем конце стола кто-то довольно громко расхохотался. Ричард на мгновение утратил самообладание, под маской торжественной надменности сверкнул раздражённый оскал… и тут короля Англии в кои веки осенил достойный ответ. Никем не подсказанный, придуманный совершенно самостоятельно.
— Цепи тяжеловаты? — грохнул повелитель Англии. — Мне говорили, остров Кипр славится своими серебряными рудниками? Так пусть, чтобы впредь ни один злой язык не заикнулся о том, что мы не уважили достоинство бывшего кипрского короля, ему скуют серебряные цепи!..
— Браво, — саркастично констатировал мессир фон Райхерт, не расслышанный в общем оглушительном гаме. — С этой фразой Ричард победным маршем войдёт в историю. Серебряные цепи, надо ж до такого додуматься!