Время вспоминать

— Бабушка, Дейрдре, покончила с собой. Она страдала из-за того, что делается старше и теряет красоту. Каждая новая морщинка заставляла ее впадать в настоящее отчаяние. Дед думал, что она помешалась. А слухи, ходящие среди синекожих, ухудшали ее состояние. И однажды она не выдержала, подожгла шторы или кровать в спальне и заперла дверь. Это был ее последний ритуал во имя молодости и красоты. Так она написала в прощальном письме, которое дед нашел в шкатулке, выброшенной за окно, и спрятал. Он хотел похоронить ее, как подобает. Из жалости к сыну ему всю оставшуюся жизнь пришлось терпеть кривотолки и подозрения. Он даже отдал свой дневник Пако, чтобы мы его не нашли.

— Похоронить, как… ― не поняла Хоакина и сразу же спохватилась. ― Самоубийц не разрешалось хоронить в освященных склепах и на освященной земле. Сейчас по-другому, но этому нововведению нет и двух десятков лет. Сеньор Игнасио, видимо, очень любил ее.

— Семья, в том числе и я, считали его убийцей, ― горько сказал Фернандо. ― А он всего лишь хотел оградить нас.

— Несчастная Дейрдре. Думаю, она была больна душой, и доктора не могли ей помочь. Хорошо, что теперь ты знаешь, что произошло. Это должно принести облегчение. Как говорил мой дед Ривера ― лучше поздно, чем никогда. Кстати, я должна написать ему письмо.

Лицо Фернандо немного просветлело от ее слов и смены темы разговора, однако сразу же снова омрачилось.

— Меня беспокоит, что рядом с тобой постоянно возникают покойники, ― заметил он. ― То убийца-бокор, то Ана дель Торо со своим Договором, то этот Карлос… как его?

— Донья Ана жива, ― укоризненно ответила Хоакина. ― И что ты хотел в месте, где все наполнено самым зловещим колдовством в мире?

Дом в Банановом тупике встретил Хоакину той же тишиной, что и прошлый раз. Только теперь в гостиной вместо доньи Аны сидел Рафаэль Эспиноса, выглядящий немного не так, как всегда. Что-то изменилось в его взгляде и выражении лица. Словно оттуда ушло все напряжение, уступив место спокойствию и даже безмятежности.

— Мама отдыхает, ― объяснил он. ― Она настояла на том, чтобы пригласить вас, однако волноваться ей нельзя. Поэтому придется довольствоваться моим обществом.

Хоакина и Фернандо, сидящие рядом на низком диване, переглянулись.

— Надеюсь, ничего серьезного? ― спросила Хоакина, невольно вспоминая замечание мужа о покойниках.

— Хотел бы я и сам это знать, ― качнул головой Эспиноса. ― В участке сидит бокор Суарес, но он тоже не знает. Даже на его веку Договор ни разу не расторгался.

— Договор доньи Аны? ― переспросила Хоакина, до которой медленно доходили последствия случившегося. ― Получается, вы теперь…

— Увы, не бессмертный, ― обезоруживающе улыбнулся Эспиноса. ― И любой, кому я не понравлюсь, может запросто разделаться со мной. ― Он покосился на Фернандо. ― Зато доктор сегодня сказал, что маму можно вылечить. Или хотя бы остановить процесс.

— Это не доктор ли Варгас? ― поинтересовался Фернандо, закидывая ногу на ногу.

— Он самый, сеньор Агилар, ― еще шире улыбнулся Эспиноса. ― Что бы он ни натворил, лучше доктора в этой части Акульего залива не отыскать.

Фернандо выдержал его прямой взгляд и невозмутимо достал сигару.

— Не буду спорить. Могу только пожелать ему удачи.

Хоакина почувствовала, что необходимо вмешаться, пока разговор не ушел в обсуждение контрабанды и Фернандо не вспылил из-за подколов явно знающего, кто виноват, инспектора.

— Я очень рада за донью Ану, ― искренне сказал она. ― Но как же вышло, что договора больше не существует?

Эспиноса перестал улыбаться, посмотрел на нее и ответил:

— Он разрушился, когда Ракель Аррохо попыталась убить меня.

Хоакина застыла, ожидая объяснений, а Фернандо отломил кончик сигары и забыл прикурить ее.

— Вы были правы, сеньора, она мертва. Теперь уже окончательно, ― голос инспектора звучал ровно и безразлично, но, похоже, вспоминать ему было тяжело. ― Ракель Аррохо вернулась в дом Габриэля в Трех пальмах. И когда я зашел туда и не пострадал от ее смертельной ловушки, набросилась на меня. Мне приходилось арестовывать колдунов вуду, мертвых бокоров никогда, но действуют они одинаково. Те, кто посильнее, всегда пытаются затянуть противника в свою колдовскую реальность, обиталище духов, как они ее называют. И если удается, жертва оттуда уже не выбирается. Вероятно, так и погиб юрист Мендисабаль. Но со мной не вышло. И этот ходячий труп попытался зарезать меня когтями, как Антонио Санчеса. Я потерял сознание, а когда очнулся, она лежала рядом, неподвижная. И запах… простите, сеньора. Как вы понимаете, ареста не случилось.

— А как вы узнали, что Договор больше не действует? ― спросила Хоакина, усилием воли отвлекаясь от ужасных картин, подбрасываемых воображением.