Время вспоминать

— Так, ― сказал Эспиноса, поднимаясь на ноги. ― Прошу прощения, сеньор, сеньоры, но я вынужден покинуть вас. Если сеньора де Веласко права, и Ракель Аррохо бокор, да еще и мертвый, то она способна натворить еще много дел. Я немедленно начну искать ее. Формальностями займемся позже.

— Она может попытаться освободить Габриэля, ― сказала Хоакина.

— Или навестить мать, ―прибавила Кармен, захлопывая блокнот. ― Если в ней, конечно, осталось хоть что-то человеческое.

Рафаэль Эспиноса, уже отвесив короткий поклон и кинувшийся к выходу, резко обернулся.

— Сеньора Руис, ― предупреждающе сказал он. ― Надеюсь, я не увижу в газетах очередные невероятные сплетни.

— Ну что вы, инспектор, ― заулыбалась Кармен, кокетливо поправляя волосы. ― Я же не журналист, а простая писательница.

Эспиноса еще раз взглянул на нее, немного покраснел и вихрем вылетел из гостиной. Хоакина ошеломленно посмотрела на подругу.

— Мне стоит попробовать себя в новом жанре, ― задумчиво и невозмутимо заявила та, вертя в руках блокнот. ― Роман с ужасными убийствами, например. Нужно только расспросить инспектора о некоторых нюансах расследования.

Вскоре Кармен засобиралась домой. Фернандо проводил ее до двери, а после вернулся и сказал, что у него встреча в Буэнавентуре, но он постарается вернуться как можно скорее.

Хоакина вместо ответа протянула ему апельсин.

— Почисти, пожалуйста, ― попросила она. ― И пока ты занят, я кое-что скажу. Потому что иначе ты так и будешь молчать.

— О чем ты? ― отозвался Фернандо, однако апельсин взял и потянулся к небольшому ножу, лежащему рядом с блюдом с маракуйей.

— О твоем участии в контрабанде, конечно же, дорогой супруг, ― сердито проговорила Хоакина.

Фернандо вздрогнул и чуть не выронил апельсин.

— Потише, ― предупредил он, нервно оглядываясь.

— А меня ты посвящать не собирался?

— Да как я мог? ― шепотом воскликнул он. ― В таких делах чем меньше людей знают, тем лучше. И ты в том числе, Хоакина, не обижайся. И так после смерти дона Марсело все пошло кувырком.

— То есть это его идея с лекарствами. И как ты только согласился?

Фернандо дочистил апельсин, протянул его Хоакине, а сам подвинул одно из кресел ближе к дивану и сел.

— С ним вел дела еще мой отец. Разные дела, ― уточнил он с нажимом. ― Плантация не всегда приносила ровный доход, бывали взлеты и падения. Неудачный урожай мог перечеркнуть годы труда. Поэтому дополнительные средства никогда не помешают. С лекарствами я колебался. Они не получили одобрения Королевской академии, и могли оказаться вредными. Но дон Марсело уверил меня, что они безопасны и эффективны.

— Здесь он прав. Таблетки действительно хорошо и быстро снимают боль, ― согласилась Хоакина и, увидев растерянное лицо Фернандо, пояснила. ― Я случайно нашла их в ящике стола в твоем кабинете. Спустилась ночью за чернилами, разболелась голова, ну, я и выпила одну.

— Господи, Хоакина, ― простонал Фернандо, закрывая ладонью лицо.

— Они были в безобидном пузырьке с фамилией доктора, ― возразила она. ― Он тоже участвовал?

— Нет, ― взглянул на нее из-под ладони Фернандо. ― Ему просто не повезло. Но у него хороший адвокат.

— Бедняга. Адвокат вряд ли восстановит его репутацию. Надеюсь, вы не специально насыпали контрабандные таблетки в пузырьки с его именем.

— Упаковкой для перевозки занимался Лопес. У него их оказался целый ящик. Я не спрашивал, откуда. Теперь подозреваю, что зомби не только обувь чинили, а еще и подворовывали по аптечным складам. Но ты-то как догадалась?

Хоакина доела восхитительно вкусный апельсин и потянулась за салфеткой, чтобы вытереть липкую руку.

— Я не могла отделаться от мысли, что видела похожий пузырек. А потом поняла, что читала о нем в газете, где говорилось об обыске в доме Лопеса. Затем я вспомнила, как увидела тебя в саду ночью. И той же ночью кто-то залез в кабинет дона Марсело и унес какие-то бумаги. Хуан Мануэль, который вдруг стал стремиться к общению с тобой, завершил картину. А сегодня, когда инспектор рассказал, что Лопеса освободили с вашей помощью, я убедилась окончательно.

Фернандо пристально смотрел на нее, словно не веря своим глазам, и в то же время с восхищением.