Время вспоминать

— Год назад мы с Фернандо были в Пуэрто-Мариска. Я ждала его в большом городском парке, пока он договаривался об аренде электромобиля, и одна женщина присела рядом отдохнуть. Мне бросилась в глаза ее необычная шляпка, старомодная, похожая на колокол с большими полями, но красивого фиолетового цвета. Я сразу поняла, что женщина чем-то тяжело больна, она была бледна и дышала с трудом. Мы разговорились. Она назвалась сеньорой Ракель Аррохо. Узнала, что я приехала с Коста-Лунес и принялась расспрашивать о соседях-плантаторах. Боюсь, именно тогда она и узнала, что у дона Марсело, ее старого знакомого, как она сказала, погибли жена и сын. И, могу предположить, решила привезти ему нового наследника, своего сына.

— Но позвольте, ― возразил Эспиноса. ― Нет никаких доказательств, что Габриэль сын старика.

— Учитывая, как принял его дон Марсело, он в это поверил, ― качнула головой Хоакина. ― Думаю, он знал, что дочь кухарки была беременна от него, когда сбежала с плантации. Он дал незаконному сыну работу, дом, а затем исправил завещание, оставив Милагрос, его бабушке, крупную сумму денег. Полагаю, это все, что он посчитал нужным сделать для сына Ракель. Основным наследником остался Хуан Мануэль.

— Сеньора де Веласко, ― с сомнением сказал Эспиноса. ― Если даже вы правы, что пока нуждается в проверке, какое это имеет значение? Ракель Аррохо умерла перед самым отъездом Габриэля на Коста-Лунес.

— Ракель Аррохо и есть тот неуловимый бокор высокой ступени, которого вы искали. Подозреваю, что даже не седьмой, как Суарес, а восьмой, высшей. Иначе она бы не сумела оживить себя после смерти. Хотя это вряд ли можно назвать жизнью. Я видела ее уже здесь, в Буэнавентуре.

Кармен усердно писала что-то в блокноте, Фернандо, который почти все знал, спокойно раскуривал сигару, а вот Эспиноса выглядел все еще недоверчивым и очень сердитым.

— Нет, не может быть, ― шумно выдохнул он. ― первый раз о таком слышу. Ракель Аррохо белая. Я уж не говорю о том, что женщины не практикуют темную часть вуду.

— Не практикуют не значит не могут, ― сказала Хоакина. ― Хуан Лопес метис. Он утверждал, что для вуду не имеет значения, какого цвета колдун, как, полагаю, и его пол. Главное ― дар.

— Рассказывайте дальше, сеньора, ― решительно попросил инспектор, видимо, сломленный последним аргументом.

— Я случайно столкнулась с Ракель в Буэнавентуре через несколько минут после того, как вышла из конторы Маркеса. На ней была надета та же яркая шляпка, лицо скрыто густой вуалью, а на руках, несмотря на жару, плотные перчатки. Куко может подтвердить, что я разговаривала с женщиной. Только, само собой, он не посчитал это важным. Мне показалось очень странным, что она приехала на Коста-Лунес, посетила Мендисабаля, а затем он скончался. Следовало быть осторожнее, попрощаться с ней и пойти в полицию. Но я стала задавать вопросы, не посчитав опасной больную женщину. Ракель сказала, что все объяснит, только не сейчас. Она назначила мне встречу тем же вечером недалеко от Каттлей, рядом с Пальмовым садом. Я вышла из дома, думая, что это не займет много времени. К тому же Ракель намекала, что ей нужна помощь, и я решила, что без лишних ушей будет лучше. А когда пришла, то увидела ее лицо и руки. Я сразу поняла, что она мертвая. Живой труп с отросшими когтями, острыми, как бритва. Можно мне воды?

Хоакина приняла стакан из рук Фернандо, который ободряюще улыбнулся, и сделала большой глоток. Очень тяжело было вспоминать тот вечер и сильный страх, который она испытала. Инспектор и переставшая писать Кармен внимательно слушали.

— Я попыталась убежать, но она быстро настигла меня и толкнула. Не знаю, почему она оставила меня лежать на земле. Может, решила, что я умерла.

— Или ее спугнули, ― закончил Эспиноса. ― Потом разнеслась новость, что вы потеряли память и стали неопасны. Похоже, Антонио Санчеса убила она. Когти на руках как бритвы, говорите? Подходит. Сеньора де Веласко, ― он прямо и строго посмотрел на нее. ― Вы точно уверены, что пятнадцатого числа прошлого месяца на вас напала Ракель Аррохо? Та же самая женщина, которую вы встретили в Пуэрто-Мариска?

— Абсолютно, ― твердо ответила Хоакина, с вызовом задирая подбородок.

— Но такое возможно? ― вмешалась Кармен. ― Я никогда не слышала о колдунах, которые могут жить после смерти. Если только кто-то не сделал из них зомби.

— Просто сильное многими забытое колдовство, ― ответила Хоакина, вспоминая Карлоса Гонсалеса. ― Инспектор Эспиноса, думаю, немного знаком с ним.

— Черт, ― с чувством выругался тот сквозь зубы и не попросил прощения. Впрочем, его все поняли.

— Думаю, женщина, которую видели соседи Габриэля, и есть Ракель, ― предположила Хоакина. ― Человеческие условия жизни ей не нужны. Она могла прятаться и в подвале, и в лесу, а на люди выходила редко, потому что ее тело… живым не было. Милагрос наверняка все знала, но не могла ничего поделать.

— О господи, ― воскликнула Кармен, снова принимаясь что-то писать. ― Внук отцеубийца, дочь ― чудовище и убийца. Неудивительно, что она слегла, бедняжка.