Время взрослой веры. Как сохранить связь с вечностью

И у нас старики, по словам того же Кибирова, стесняются быть стариками. «Ну что вы, какой же вы старик?!» – разубеждаем мы 60-летнего собеседника. Кибиров говорит: «А почему все так начинают меня убеждать, что я не старик? А что в этом плохого?» И действительно, зачем в 80 выглядеть на 60, а в 60 на 40? В этом ведь нет никакой объективности и нравственного смысла. Лишь некая культурная обусловленность, мы почему-то вдруг решили, что это важно. Почему важно? Почему мы должны быть такими молодящимися?

Были века человеческой истории без детской части культуры. Дети были маленькими взрослыми. Обращение внимания на ребенка – довольно позднее для европейской культуры явление. Юрий Михайлович Лотман об этом прекрасно говорит в своих «Беседах о русской культуре».

А сейчас вот, получается, совсем другая история: мы пытаемся жить без старости. А старость – это мудрость и особый голос. Есть в ней своя необходимая нам особенность.

Так что сосредоточенность на человеке всегда специфическая (в эпоху Возрождения – своя, у древних греков – иная), у нас сегодня, мне кажется, в чем-то примитивизирующая человека.

Беседа десятая

Другая церковь,

или Почему в бога, о котором

вы рассказываете, я тоже не верю.

И в церковь, как вы ее себе

представляете, не хожу

Дата публикации: 16.01.2020

Церковь – не министерство

Как в постатеистическое время строятся отношения светского общества с Церковью? Друзья-интеллектуалы, лояльно настроенные к ней, часто говорят, что Церковь – это своего рода министерство нравственности. В какой мере наша Церковь влияет на моральное состояние общества?

Владимир Легойда: Церковь – не министерство. Я даже на правах метафоры с этим не соглашусь.

Есть и безрелигиозная нравственность. Ее основанием является договор: давайте не будем друг друга убивать, много воровать… Но если нет абсолютных понятий добра и зла, как в Церкви, то представления о них все время будут меняться и договор тоже. 50 лет назад представители нашей Церкви на разных международных площадках говорили, что не за горами время, когда узаконят однополые браки. Им отвечали: ну что вы, этого никогда не будет! Прошло меньше полувека – и во многих странах они узаконены. Сегодня представители Церкви говорят: не за горами время, когда будет узаконена педофилия, и слышат в ответ: ну что вы!..

Это пример того, как подвижны границы нравственности, если нет абсолютных критериев добра и зла. Если нет Бога. И веры в него. Как гениально точно сформулировал в свое время Достоевский: если Бога нет – все позволено. «Всё» – это вопрос лишь времени.

Церковь, если говорить о ее роли в обществе, – это своего рода гарант того, что самые важные этические границы не будут сдвинуты. Но мне кажется, что современное светское общество это все «плохо слышит». Патриарх Кирилл так сказал об этом на встрече с учеными в Сарове в конце июля прошлого года: «С каждым годом становится все сложнее говорить о вечных истинах именно потому, что пропускная способность канала слышания у нашего современника становится все меньше и меньше. Казалось бы, сегодня перед нами открыты широчайшие возможности разными способами доносить до людей живительные слова Божественных истин… Плоды технологической, информационной революции предоставили невиданные ранее возможности… Но почему-то люди не стали лучше слышать… И самое, может быть, сложное и опасное в том, что люди стали хуже слышать о самом главном».

С одной стороны, мы живем в культуре, созданной христианством, и даже какие-то не принимаемые Церковью явления современной жизни так или иначе с христианством связаны. Тот же феминизм во внехристианском контексте просто бы не возник. Потому что именно в христианстве женщина «стала человеком»: в дохристианских культурах человек – это взрослый свободный (не раб) мужчина. Понятие «мужской измены» появляется в римском праве лишь во втором веке нашей эры, и, конечно, под влиянием христианства. До этого только женщина изменяла, а мужчина «культурно отдыхал». (Многие, думаю, ностальгируют по этому и сейчас.)

И так почти у всего доброго мы можем найти христианские корни, но… Миновали века, когда Церковь была голосом, который не могли не слушать. Мы прекрасно понимаем, что дидактичная позиция сегодня невозможна. Разве что в храме, во время проповеди, и то священники сегодня стараются ее избегать. Они хотят быть адекватными и реальности, и ожиданиям человека. Но без подстраивания под них.

Но мы учимся говорить и со светской аудиторией. Хотя это не может сопровождаться отказом от самых важных наших убеждений.