Время взрослой веры. Как сохранить связь с вечностью

Мне все время приходится проводить со студентами ликбез по историям с «мучениками от науки». Разбираем, почему Джордано Бруно не был ученым – даже по меркам своего времени, а Галилей, знавший его труды, никогда их не цитировал, пока не поймем, что его сожгли за антично-магические учения, а не за науку. Это никак не оправдывает тех, кто его сжег, но сожгли его за ересь. А перед этим 8 лет держали в казематах инквизиции, как считают некоторые исследователи, в надежде переубедить.

Очень люблю на зачете или экзамене спросить у студента: за что сожгли Галилея (а ведь сегодня и такое нередко говорят)? Один мальчик недавно, не раздумывая, ответил: все-таки его не сожгли. Значит, есть результат наших встреч.

Разговоры вдогонку

О вере и культуре

Владимир Легойда: Боюсь, что я начинаю испытывать склонность к брюзжанию, особенно если вспоминаю Моргенштерна и Басту, и весь этот стиль «рэп», который пусть и не безынтересен, но наводит на мысли о том, что культура истощается, хотя речь в этом случае о массовой культуре.

Я плохо себе представляю массовую культуру XIX века, но, по-моему, Ключевский в «Записных книжках» писал, что ценность популярной культуры не в том, что она нам говорит что-то такое особое, а в том, что она ставит границу падения. Держит уровень, после которого уже все совсем дурно. Так вот, опираясь на мысль Ключевского, можно сказать, что сегодня эта граница, которая долгое время предполагалась и выдерживалась, перестала быть таким сдерживающим фактором.

Если мы задаемся вопросом, куда движется культура, то, может быть, лучше всего это показывает язык, как органическая часть культуры, и способ нашего взаимодействия, способ передачи смыслов, их восприятия.

Я недавно участвовал в записи программы на телеканале «Культура» о том, что происходит с языком. Там были сведущие люди, филологи… Мы говорили о том, что язык – живая система, живой организм, он развивается. Охали и ахали в основном непрофессионалы, которые реальных проблем не знают, и поэтому их беспокоит все то, что на самом деле не очень-то представляет собой угрозу, начиная от засилия англицизмов…

Я, правда, бросил свою ложку дегтя в разговор о том, что ничего плохого с языком не происходит, он просто развивается, а вокруг нас много прекрасно говорящих людей, указав на другую угрозу – повсеместность присутствия мата. Я оставил в стороне вопрос о недопустимости матерной брани для христианина, для которого это чуть ли не святотатство. Но это и для неверующего человека что-то напоминающее… наготу.

Когда мои студенты в Telegram-канале выкладывают, как идет девочка по улице и ведет разговор, сдобренный матом, то это просто обессмысливает все. Это как отсутствие флажков, границ: вот здесь играем, здесь не играем, и в конце концов приводит к распаду смыслов.

И еще один момент для меня высветил Тимур Кибиров, сказав у меня в «Парсуне», что в массовых публичных оценках сегодня мы, как правило, обходимся двумя словами – «круто» и «прикольно». И это точное наблюдение.

Разговоры вдогонку

О достраивании человеческого

Владимир Легойда: Если продолжать обсуждение вычитанной у философа Сергея Аскольдова мысли о том, что человек состоит из трех начал – звериного, ангельского и человеческого, и нам свойственно проскакивать стадию «человеческого», выстраиванием которого должна заниматься культура, то я думаю, что культура в этом достраивании человеческого все равно не оторвется от своих религиозных корней. Мы все время будем к ним возвращаться. Пишет же Водолазкин «Лавр». Ставит же Бояков его во МХАТЕ.

А это все вещи, которые неизбежно показывают родство религии и культуры, и от него невозможно никуда убежать. Даже отрицая его, ты этим все равно подчеркиваешь родство.

Сейчас бы я сказал о сосредоточенности на человеческом немного другое. Каждое время содержит свои риски. Если раньше из-за устремленности к горнему мы проскакивали человеческое, то сейчас, может быть, появляется другой риск – особенная сосредоточенность на человеческом. Она важна, достраивание человеческого важно, но полная погруженность в человеческое может ослабить тягу к горнему. И появится другая опасность. Современная культура в широком смысле этого слова (включая и политическую, и экономическую, и бытовую) настолько сосредоточена на «человеческом», и даже не на человеческом как таковом, а вот на этом новом формирующемся личном образе молодо выглядящего, ведущего здоровый образ жизни, подтянутого, без лишнего веса, с правильным питанием, занимающегося спортом, избегающего алкоголя человека, что это приводит нас в какую-то странную точку. Тимур Кибиров сказал о ней в «Парсуне»: у нас сегодня не слышан голос стариков. А для культуры очень важно, чтобы был слышан голос стариков.