Время жестоких снов

Он коснулся указательным пальцем пятна-монеты на ладони Альды и почувствовал, как тумер просыпается. Мое, мое, отдай, не трогай, это мое. Аварица, чья-то позабывшая собственное имя жадность, была из неразумных тумеров, но обладала инстинктами, и те подсказали, что эту руку кусать не следует – можно обломать зубы. Осознать приближение собственной гибели она не могла – по крайней мере, так говорил Иша и так писали в книгах, хотя Киран задавался вопросом, как можно рассуждать о чувствах и мыслях атмы или тумера, если никто и никогда не разговаривал с этими остатками давным-давно распавшихся душ. Он надавил. Мое!!! По коже пробежал холодок, волосы на затылке зашевелились. Черные «вены» дрогнули, и Альда застонала сквозь зубы. Киран запоздало вспомнил о том, что изысканная дама, чья жизнь протекает над облаками, и сын горшечника имеют разные представления о боли – а ведь кое-что из его сумки могло бы помочь… но теперь никуда не денешься, надо продолжать. Если она отдернет руку, придется начать заново; будет больше боли и больше крови, но свой долг ученик морвита все же исполнит.

Он надавил сильней.

МОЕ!!!

По телу прокатилась волна холода, в ушах раздался вопль – пронзительный, но очень, очень далекий. Черные «вены» в мгновение ока усохли и отвалились, следом отвалилась и «монета», под ней открылась глубокая рана с воспаленными краями. Брызнула кровь. Альда опять застонала и со свистом втянула воздух – ткань обрисовала очертания ее рта. В ту же секунду Киран накрыл рану прозрачной массой, которую держал в левой руке, и масса завозилась над поврежденной плотью, словно живая. Чуточку усохла, подстраиваясь под размеры раны. Потемнела, потеряла прозрачность. Еще немного уменьшилась…

– Вот и все, моя госпожа, – севшим голосом сказал Киран, чувствуя себя куда более усталым, чем полагалось после такого простого исцеления. – Не пройдет и часа, как живица полностью излечит рану, даже следа не останется. Я… – Он вдруг осознал, что амрин стоит совсем рядом и лопается от гнева. Почему? Что такого произошло? Киран опустил глаза и понял: на подоле одеяния Альды Арналдо, на той части, что посветлей, виднелись следы крови. – Я прошу простить меня за причиненный вред, госпожа.

С этими словами Киран упал ничком и коснулся лбом пола.

Стало тихо.

Потом Альда Арналдо громко фыркнула.

– Клянусь священным гиацинтом, ты извиняешься за испорченные тряпки? Или за то, что процедура оказалась больнее, чем ты предполагал? Первое – ерунда; второе тебя и вовсе не касается. Поднимись. Посмотри на меня.

Он медлил.

– Сейчас же.

– Моя госпожа, – встрял амрин, – может быть, не стоит…

– Тио-та, почему ты все еще здесь? Мое платье для сегодняшнего вечера готово? Насколько я могу судить, осталось меньше часа. Ступай-ка и проверь, что успели сделать наши девушки без твоего присмотра. А с достойным Кираном, сыном Хани, учеником Иши, я и сама разберусь.

Амрин что-то буркнул, но не стал спорить с хозяйкой. Хлопнула дверь; они остались наедине. Киран медленно поднял голову, собираясь встать, но увидел такое, от чего ему захотелось провалиться сквозь все этажи башни, до самого низа.

Альда Арналдо сняла вуаль.

Конечно, он знал, что Чистые – такие же люди, как прочие жители Ахимсы. Люди, которым… повезло. Однако при виде этого лица первой мыслью было: она не человек, она дух, она атма, Дитя Праха и Пепла, существо из иного, неизведанного мира. Треугольное, с широкими скулами и неимоверно узким подбородком; с изящным носиком и маленьким ртом. Изысканно-бледное, почти белое, из-за чего светло-голубые глаза сияли на нем, будто подсвеченные изнутри. О да, они и впрямь светились – излучали лукавство.

– Скажи-ка, – проговорила она. – Чем питается аварица?

Киран сглотнул. Может, послышалось?..

– Я не выходила из башни, – продолжила девушка. – Только встретилась с торговцем, который привез ткани из Виррии, – старый друг моего отца, мы доверяли ему, как члену семьи… и даже больше. Я перебирала ткани, которые он привез, и почувствовала, как что-то укололо в ладонь. Но всем известно, что тумеры заражают только тех, кто готов их принять, и поэтому я спрашиваю тебя: чем питается аварица? Говори правду, если не хочешь сделаться соседом того торговца в нашей темнице.

Он посмотрел на свои руки – живую и мертвую, – потом перевел взгляд на лицо Альды, такое красивое и такое жестокое.

– Жадностью. Аварица питается жадностью, моя госпожа.

«И вы бы знали об этом, живя у подножия башни, а не на ее вершине».

Она взмахнула длинными ресницами, словно от изумления, а потом расхохоталась. Ее смех был мелодичным, как перезвон серебряных колокольчиков, как пение птицы-полуночника, как сон, как мечта…

– Теперь я понимаю, почему Тио-та и остальные краснели и бледнели все утро, когда я спрашивала их об этом. Зря! Ведь им-то отлично известны мои неуемные желания. И, чтоб ты знал… – Дочь хозяина Гиацинтовой башни резко наклонилась вперед, приблизившись к ученику морвита, который по-прежнему стоял на коленях. – Я всегда получаю то, чего хочу.

Он закрыл глаза.