Время животных. Три повести

Несколько лет Иван жил как-то незаметно для самого себя. Примерно так живут старослужащие после объявления приказа министра обороны о демобилизации. После каждого отбоя молодые бойцы хором поют им одну и ту же «колыбельную»: «Дембель стал на день короче: старикам – спокойной ночи…». Вот и Иван после своего возвращения из афганской преисподней каждый вечер смотрел на закат и бормотал с детства памятные благодарения то Святителю Иоанну, то – Святой Богородице, которая смотрела на него из Красного угла, а то и отцу своему, который пуще всего предостерегал от необдуманных действий. Маму он почти не помнил, лишь не забывал произносить её имя перед сном и ставил свечку на помин души, когда заходил в церковь. Несколько раз на его горизонте возникала бывшая жена Ирина, успевшая развестись за это время с ещё двумя мужьями, от которых имела по дочери, но прежних отношений меж ними уже не возникло, хоть она и намекала, что готова остаться на ночь и всё такое. Он из деликатности согласился, что, мол, оставайся, но, видимо, получилось у него это таким образом, что гордая Ирина стремительно исчезла и больше уже никогда не возникала. «Ну, хоть за это тебе, Лёва, спасибо!» – только и сказал про себя Иван, которому если и хотелось женского общества, то совсем иного. И однажды, как ни странно, оно пришло…в редакции газеты «Курьер», куда Иван принёс объявление о том, что хочет купить садовый участок с домиком неподалёку от Города. Когда он неторопливо заполнял предложенный сотрудниками бланк, кто-то осторожно тронул его за плечо. Он поднял голову и… пропал. То есть он понял это несколько позже, когда заметался по своему оставшемуся в наследство от отца жилищу в надежде понять, почему всё вокруг так резко изменилось? А в тот миг в «Курьере»… он просто увидел над собой как будто давно знакомые глаза и услышал столь же знакомый голос:

– Извините, пожалуйста, за неосторожность, но я случайно подсмотрела… точнее увидела, что вы ищите скромную дачу на Вилюе, неподалёку от Города. А я как раз хочу продать мамину. Она недавно умерла, а я в огородных делах мало что смыслю и одной мне, думаю, будет там скучно, и, наверное, не по силам всё это тянуть. Говорят, если постоянно не хлопотать, то участок очень быстро зарастает сорняком и дичает? Опытные знакомые посоветовали продать, пока он более-менее прилично выглядит, а то, дескать, залезут какие-нибудь воры, заведутся мыши, и пиши – пропало! – Странно, но Иван как будто прочёл в этих «знакомых» серых глазах вполне доверчивый вопрос, а скорее даже несколько нескромное желание получить дружеский совет: так продавать мне вам дачу или уже не стоит? И он онемел совершенно! Впервые после того, как застал за воровством своего университетского товарища Клушина. И женщина тоже, сказав всё это, видимо, растерялась. Тогда Иван, привстав, пододвинул ей стул и спросил миролюбивым голосом:

– А что, если я отвечу вам в шутливом тоне? На это она лишь неопределённо пожала плечами.

– А можно я приобрету дачу вместе с вами? – Сказал он, глядя ей прямо в глаза и демонстративно отодвигая заполненный бланк в сторону мусорной корзины. И неожиданно получил быстрый лаконичный ответ:

– Если в шутку, то нельзя! – Глаза женщины на миг потемнели, став почти чёрными, как у цыганки. Но тут же метнувшиеся к носогубной лучики улыбки вернули им прежний серо-зелёный отлив. И Ивану только и оставалось, что протянуть ей руку и признаться в том, что шутит он крайне редко, и на серьёзности его намерений это никогда не сказывается. Женщину звали Маша, и она работала ветеринарным врачом. Тут Иван сразу вспомнил родную лужайку под вётлами и облака, плывущие в безнадёжно далёкие края с диковинными животными.

– Маша, а у вас какая-нибудь живность была… ну, в детстве там? – спросил он, просто чтобы нарушить надолго затянувшееся молчание.

– Почему была? – ответила она, доставая из сумки сразу несколько ярких снимков. – Вот, прошу любить и жаловать. Кот Емельян, трёх лет, всем специальным кормам предпочитает рыбу и молоко. А как вас зовут?

– Иваном, – отвечал Иван. – И я тоже люблю рыбу больше мяса, а молоко – больше всяких там вод и даже пива. Редкий у Емельяна окрас, однако, – на Ивановом лбу слегка обозначились бороздки сомнения. – Сперва на фото кажется рыжим, а потом понимаешь, что лишь на фото, где всё зависит от фокуса и угла падения света. На самом деле, думаю, что он – карамелевого цвета.

– Удивительно! – В восхищении закивала Маша. – Мы его маленького так и звали – Карамелькой. А потом один наш еврейский друг окликнул его то ли Милькой, то ли Мелькой. Словом, получилось, что Емелькой. А мама, царствие ей Небесное, вдруг вспомнила из своего учительского прошлого: «Да, будут прокляты во веки веков злые разбойники и злодеи Стенька Разин и Емелька Пугачёв!». Так появился в нашей семье Емельян.

– А вы не Пугачёва часом? – по-прежнему пытался шутить Иван.