Всадник, скачущий впереди

А к и м (возвращая обойму). Возьми патроны. И обращайся с личным оружием поаккуратней. (Помолчав.) Сегодня уезжаешь?

О с т р о в с к и й. Да.

А к и м. Как добираться будешь?

О с т р о в с к и й. Как-нибудь.

А к и м. Жену я твою велел вызвать.

О с т р о в с к и й. Зачем? Зря ты это, Аким!

А к и м. Почему?

О с т р о в с к и й. Так.

А к и м. Не видела еще на костылях?

О с т р о в с к и й (глухо). Нет.

А к и м. Примет.

Слышны голоса: «Николай Алексеевич! Островский! Где ты, Коля?»

О с т р о в с к и й. Рая.

А к и м (подавая костыли). Держись.

Появляется  м е д с е с т р а  с инвалидным креслом-коляской, за ней — Р а я. Увидев Островского на костылях, останавливается. Прижав ладони к лицу, не отрываясь, глядит, как он медленно идет к ней.

М е д с е с т р а. Садитесь в кресло, Николай Алексеевич.

О с т р о в с к и й. Нет. Я сам.

М е д с е с т р а. Нельзя вам!

А к и м (жестко). Пусть идет.

Стуча костылями, Островский идет навстречу Рае и смотрит, смотрит ей в глаза, пытаясь увидеть в них свое будущее. И совсем рядом гремит песня:

Товарищи в тюрьмах,
В застенках холодных,
Вы с нами, вы с нами,
Хоть нет вас в колоннах…

Темнота.

Неяркие лучи заходящего солнца освещают комнату, полулежащего на высоких подушках  О с т р о в с к о г о. Ноги его покрыты серым солдатским одеялом. На полу, у кровати, — газеты, книги, журналы. За окном — звонкие ребячьи голоса:

Аты-баты — шли солдаты,
Аты-баты — на базар,
Аты-баты — что купили?
Аты-баты — самовар…

Входит  Р а я  с продуктовой сумкой в руках.

Р а я. На рынке как с ума посходили! К маслу не подступиться, сметана… (Осеклась.)

О с т р о в с к и й. С какими это деньгами ты на рынок ходила?

Р а я (храбро). Как это с какими? На пенсию твою!

О с т р о в с к и й. Мои двадцать семь рублей давно проели. Откуда деньги?

Р а я. Ты только не волнуйся, Коленька… Успокойся…

О с т р о в с к и й. Я спрашиваю: откуда деньги?

Р а я. Шура Жигарева перевод прислала.

О с т р о в с к и й. Опять?!

Р а я (торопливо). Она пишет, что в Москву ездила. Обещают пересмотреть твой вопрос. Просит, чтобы ты пока потише тут…

О с т р о в с к и й. Потише?! Может, мне в ошибках своих покаяться? Доставай коляску, вези, в ноги кинусь!

Р а я. Да что ты, Коля?!

О с т р о в с к и й. Я не милостыню прошу! Я правды требую! Ясно это тебе?

Р а я (вздохнув). Ясно… (Передвигает таз, стоящий у кровати.) Опять полный…

О с т р о в с к и й. Дождь был… Натекло с потолка…

Р а я. Переедем, Коля! Смотрела я комнату. Солнце там, садик во дворе… Без воздуха ты совсем!

О с т р о в с к и й. Да ты пойми! Они мне комнату дают, чтоб рот закрыть. Получил свое и помалкивай! Никуда не поеду. Жили в этом гробу, еще проживем! (После паузы.) В горкоме была?

Р а я. Была. Вольмер по области мотается, а письма твои…

О с т р о в с к и й. Знаю… Читают и посмеиваются: «Дон Кихот объявился!»

Р а я. Это еще кто?

О с т р о в с к и й. Был такой… Контуженный… За справедливость боролся…

Молчат. За окном послышались ребячьи голоса: «Чур, за себя! Витька, вылезай! Я тебя видел!..»

Р а я (вдруг). Не верят они, что мы муж и жена. Смеются.

О с т р о в с к и й. Кто?

Р а я. Бабы эти! Соседки! (Плачет.)

О с т р о в с к и й (прислушиваясь к детским голосам). Какой из меня муж…

Р а я. Не смей так! Не нужно!

О с т р о в с к и й (после паузы). Заявление я написал.

Р а я. Кому?

О с т р о в с к и й. В Цека и прокуратуру. Если Бабенко покрывает врагов, значит, сам враг…

Р а я. Он член партии, Коля.

О с т р о в с к и й. И за партбилетом прячутся.

Р а я. Знаешь… Все-таки вышестоящие товарищи…

О с т р о в с к и й (резко). А ты кто? Нижестоящая? Я не бумажкой отделывался, когда тебе рекомендацию давал. Живым человеком хотел взнос сделать. Бойцом! А ты… боишься?

Р а я. Боюсь. За тебя. И так…

О с т р о в с к и й. Что «и так»? Хуже, чем есть, не будет.

Р а я (взяв блокнот). Вечером писал?

О с т р о в с к и й. А что?

Р а я. Рука, наверное, устала…

О с т р о в с к и й (после паузы). Наверно…