Всадник времени

Через пару минут его конники вынеслись из-за деревьев и за считанные мгновения доскакали. Стремительно летящие, с длинными стальными пиками наперевес, они ударили по идущим в атаку немецким пехотинцам с правого фланга. Кто колол пикой, кто стрелял из винтовки на скаку, а потом, убрав её за спину, выхватил шашку. Гусары навалились на вражеские цепи, спутали их, как это бывает при удачной конной атаке...

Казачьи гаубицы стояли на прямой наводке и били картечью, подпрыгивая каждый раз при стрельбе, которую артиллеристы вели по прущим на них немецким солдатам. С появлением конных гусар орудия смолкли, и бомбардиры, и канониры теперь, тщательно целясь из винтовок, помогали гусарам, добивая уже повернувших назад германцев.

Эскадрон поскакал следом, догоняя, рассеивая пехоту противника. Но далеко не преследовал, чтобы, отклонившись влево, после разгрома неприятеля, наступавшего на казачью батарею, сохранить все свои силы. По приказу ротмистра эскадрон укрылся в лесу.

Сгруппировавшись за деревьями, спешились. Волохов поднялся на холм и в бинокль наблюдал за боевой обстановкой. Обер-офицер, помощник командира эскадрона поручик Нелидов подскакал вместе с эскадронным вахмистром Боковым.

— Господин ротмистр! Наши потери: корнет Колин и взводный унтер-офицер Голованов, — убиты. И трое нижних чинов. Ранено шесть человек, все легко. В том числе один офицер, поручик Вагин. Тяжело раненных нет.

Волохов кивнул.

— Разрешите идти?

Оставшись один, он стоял под невысоким дубом. Молодая дубовая рощица на вершине холма не мешала обзору, создавая, однако, удобное прикрытие для наблюдателя. Сам холм возвышался над зарослями всего-то саженей на десять — пятнадцать. Но этого оказалось достаточно, чтобы обозревать в бинокль весь ближний театр военных действий.

Волохов понимал, что для такой атаки потери были совсем малы, но душа всё равно болела. И вовсе не потому, что всех своих людей он знал в лицо. Он даже не уточнил фамилии погибших рядовых гусар, потому что за всех переживал очень. За всех, без исключения. Волохов, как человек сильной воли, а слабый не командует эскадроном, тем более на фронте, и как сильный волей и духом человек, он испытывал обострение, усиление чувства ответственности за своих гусар в минуты и часы особой опасности. Становился крайне сосредоточен и вдумчив, старался учесть все обстоятельства боя в наступлении или обороне. И у него получалось. Но и когда потери были неизбежны и даже очень малы, он страдал. Ничем, однако, не выказывая это внешне.

Молодой гусарский корнет из штаба полка торопливо поднимался на холм к Волохову. Спешившись и оставив коня у штаба, он торопился к командиру эскадрона. Это был кто-то из новеньких. Ротмистр не знал всех штабных, тем более, на фронт часто прибывало пополнение, заменяя выбывших, погибших и раненых. Корнет казался совсем юным, с розовым, не тронутым бритвой, лицом. Но, как полагается гусарам, — рослый и крепкий с виду.

Командир эскадрона опустил бинокль и с вопросом уставился на подходящего офицера.

— Господин ротмистр, корнет Вельский! От полковника Головина. Господин полковник поручил мне передать вам, господин ротмистр, его благодарность за быстрые и умелые действия в бою. Сегодня же командир полка отметил это в приказе и в ближайшее время, как он сказал, будет иметь удовольствие объявить вам об этом лично. Ещё он просил вам передать, что сам командир бригады генерал Маннергейм выразил ему, Головину, благодарность за вылазку вашего эскадрона, с тем, чтобы он передал также это вам. И обещал представить вас и ваших людей к наградам.

— Спасибо, корнет!.. Спасибо.

— Разрешите идти, господин ротмистр?

— Куда вы так торопитесь? — Волохов широко улыбнулся. — Задержитесь немного, откушайте у нас. Идите, я следом за вами приду в штаб эскадрона.

— Спасибо, господин ротмистр! — корнет отдал честь и, развернувшись по-уставному, удалился.

Волохов не ожидал, что так высоко оценят его атаку. Ему было и радостно от этого, и горестно от тех неизбежных потерь, что уже произошли. Он хорошо понимал важность правильного исполнения роли тактического резерва. Он был хорошим учеником генерала Маннергейма, который этот классический и сложный приём — внезапный удар резерва с флангов или с тыла, или и то, и другое вместе, одновременно с давлением с фронта. — сделал уже привычным и отработанным.

Он, генерал, командир бригады, всегда оставлял резервы в засаде, в удобном для атаки, подчас совсем неожиданном месте. Или засылал их в тыл противника. В резерве у него мог быть один эскадрон, а мог быть и целый полк, даже усиленный артиллерией.

И ротмистр Волохов очень хорошо знал, насколько важна точность, собранность и скорость в выполнении резервом своей задачи. Точность и скорость. Опоздай он на две минуты, и его эскадрон был бы расстрелян в упор своими же гаубицами, которые уже были бы у немцев. И Донской казачьей батареи уже бы не существовало.