Всадник времени

Но Волохов точно выполнял приказы, умел находить кратчайший и менее опасный путь для атаки и умел поднять эскадрон к бою за считанные секунды. А это значило не только подать команду. Это означало долгую подготовку и тренировку людей. Да и коней тоже.

После полудня Волохов на припорошённой снегом лесной поляне построил эскадрон для проверки состояния конников, степени боеспособности. С помощниками, обер-офицерами, взводными унтер-офицерами и эскадронным вахмистром он осматривал людей, беседовал с ними.

За последние пять дней эскадрон потерял трёх офицеров и двух унтер-офицеров. Пять человек командного состава подразделения. Почти половину. И около тридцати рядовых гусар. Пополнение приходит неопытное. Об отборе трудно теперь говорить. И гусарский эскадрон, если так дальше пойдёт, перестанет, по сути, быть гусарским. Только название останется.

После тяжёлого дня прошло немного времени, да и обстрел недавно закончился. Обмундирование разорвано, в крови. Даже у офицеров. Правда, лошади покормленные и ухоженные. И оружие почищено. Блестит смазка на винтовках.

— Эскадрон! Всем привести в порядок шинели и мундиры, почиститься. Господа гусары! Не только после боя, и в бою вы должны выглядеть достойно. И это тоже всегда подавляет противника. Всё, что нужно получить, — вахмистр выдаст. Поручик Нелидов!

— Я, господин ротмистр!

— Проконтролировать исполнение. На всё даю два часа. Через два часа построю эскадрон и проверю. Вольно! Разойдись!

Он отошёл в сторону, наблюдая за людьми. Кто-то и в строю слушал его размышления о достоинстве гусар без внимания. Он это видел по их глазам. Но большинство его понимало. Война, конечно, разлагает. Но надо помогать людям держаться с достоинством. Это прежде всего. Нельзя распускаться даже в самой критической ситуации. А в критической — тем более нельзя. Спокойствие и выдержка. Вон, как наш командир бригады: всегда выдержан и вежлив. Никогда не обматерит офицера. Да и солдата тоже. А другие генералы — сплошь и рядом. Маннергейм — никогда. Хотя, по сути — весьма жёсткий. Умеет чётко и твёрдо управлять войсками. Умеет заставить — и быстро, и точно. А это... Порой, самое главное. И самое трудное.

— Сёмин!

— Я, ваш-сок-родь!

— Как у тебя нога?

— Теперь нормально, ваш-сок-родь! Уже поджила. Плясать могу.

— Ну, плясать нам рановато, а то, что поджила нога после того штыкового ранения, хорошо. Быстро зажила. Когда верхом — не мешает? Всё нормально?

— Нормально. Так точно, ваш-сок-родь! Спасибо.

— Хорошо, Сёмин, свободен.

Похрустывая сапогами по мягкому тонкослойному снегу, ротмистр зашагал к штабу.

Было около трёх часов пополудни. Засветло надо управиться с текущими делами и уже с темнотой вывести эскадрон в ближнее село, где он расквартирован. На западном краю села. В том же селе расквартирован штаб полка и ещё один эскадрон. В селе люди хорошо отдохнут. Всё-таки тяжёлые дни у войны.

Возле штаба командира эскадрона уже ждал офицер связи.

— Господин ротмистр!

— Да, господин поручик!

— Секретный приказ для второго эскадрона лично вам от командира бригады генерала Маннергейма.

Волохов молча вскрыл конверт: «...Вам надлежит со своим 2-м эскадроном завтра в 4 часа утра прибыть к высоте номер 14 (на вашей карте), что в семи верстах на север от лесного штаба 2-го эскадрона. Сосредоточиться в дубовой роще на западной стороне высоты. Быть готовым к конной атаке. Приказ получите на месте...» И чёткая подпись барона с чёрной точкой в конце.

8. ПРЫЖОК В НИКУДА

1915. Апрель.

Тучи, низкие и тяжёлые, ползли, задевая дальние холмы и перелески, словно цеплялись своими сине-дымчатыми нижними обрывками за тёмно-красную каменную башню какого-то наполовину разбитого старого замка, что пока ещё высился в полуверсте от берега.

Дорога, широкая, грунтовая, была загружена тянущимися обозами, подвозящими войскам продовольствие и боеприпасы, которых всё равно хронически не хватало.

По обочинам дороги, уже чуть поросшим свежей травой, валялись обломки телег и обрывки кровавой ваты, какое-то тряпьё.

Молодая украинка с заплаканным лицом, одетая в тёмную одежду, напоминающую мятый холстяной плащ, с чёрным платком, повязанным на голове по-русски, тащила за собой по дороге шестилетнюю девочку. Та молчала, тихо и послушно шла со своей то ли мамой, то ли кем-то ещё...

Командир 12-й кавалерийской дивизии генерал Маннергейм на гнедом жеребце проскакал к берегу Днестра, скрываясь за домами городка Залещики.

Его сопровождал полковник Пётр Александрович Трингам, командир 12-го Ахтырского гусарского Ея Императорского Высочества Великой княгини Ольги полка. Солдаты наводили двухъярусный мост через Днестр, пользуясь передышкой в артиллерийских обстрелах. Сколачивали понтоны, собирали брёвна, доски — всё, что могло пригодиться. Нашли у берега старую баржу, и это ускорило сооружение конструкции.

Командира двенадцатой кавалерийской дивизии сопровождали также его начальник штаба полковник Поляков и офицеры связи.