Стучка лично и с помощью переписки общался с Лениным, другими лидерами большевиков. В начале 1908 года Петр Иванович познакомился с Петром Ананьевичем Красиковым, у них установились дружеские отношения, после переворота 1917 года они вместе работали в Наркомюсте.
Февральскую революцию 1917 года Стучка встретил в Латвии, в апреле в качестве делегата работал на VII Всероссийской конференции РСДРП (б), где активно поддержал доклад Ленина о текущем моменте («Апрельские тезисы»). Летом призывал бойкотировать предпарламент.
24 мая 1917 года Стучка опубликовал в «Правде» статью «На почве закона или на почве революции». Противопоставляя закон и революцию как несовместимые понятия, он выступил против Временного правительства, которое требовало в революционную эпоху соблюдения законности. Стучка напомнил, что «суть революции заключается именно в захватном праве».
24–25 октября Петр Иванович – в Смольном, в штабе большевиков. Л. Г. Дрибин в биографической книге, посвященной Стучке, писал: «Восстание в Петрограде победило. Вечером 25 октября открылся II Всероссийский съезд Советов. В его президиуме преобладали большевики во главе с В. И. Лениным. Среди них и П. Стучка, член партии с 1895 года. Ему 52 года, но он выглядит значительно старше. Сказываются долгие годы борьбы, непрерывное напряжение революционной работы»[468]. 26 октября Петр Иванович выступил на съезде в поддержку Декрета о мире[469].
Стучка возглавил следственную комиссию Петроградского Временного революционного комитета и в этой должности занимался арестами чинов прежней администрации, офицеров, лидеров оппозиционных большевикам организаций[470]. Сам вел допросы арестованных, участвовал в обысках. После восстания юнкеров 29 октября (11 ноября) 1917 года дал санкцию на казнь значительной части пленных. Руководил закрытием небольшевистских газет в столице[471].
В ноябре П. И. Стучка был назначен наркомом юстиции РСФСР, был одним из авторов Декрета о суде (№ 1), ликвидировавшего «старые» суд, прокуратуру и адвокатуру, а также отменившего «старые» законы. Прежние коллеги по Совету присяжных поверенных Петроградской судебной палаты не признали декрет и исключили Стучку из адвокатов.
Вследствие соглашения большевиков, по сути, с единственными союзниками в революции – левыми эсерами – 10 декабря 1917 года Петр Иванович оставил пост главы юридического ведомства, а наркомом юстиции стал эсер И. З. Штейнберг. Стучка остался членом коллегии наркомата.
После выхода левых эсеров из состава Совета народных комиссаров Стучку 18 марта 1918 года вновь назначили наркомом юстиции. И уже 28 марта, сразу после переезда руководства Советской России в Москву, под председательством Стучки состоялось заседание новой коллегии наркомата. Сам нарком руководил Отделом гражданского права, Отделом законодательных предположений и кодификации, а с 16 апреля – и Отделом наказаний[472].
22 августа 1918 года Петр Иванович ушел с поста наркома юстиции, его заменил Д. И. Курский. Вместе с тем Стучка до 1920-х годов оставался членом коллегии Наркомюста.
В конце 1918 года он был направлен партией в Латвию, где организовал большевистский переворот.
В декабре 1918 года Стучка был назначен председателем Советского правительства Латвии. Манифест этого правительства гласил: «Мы отметаем все законы, распоряжения и учреждения… Все эти органы старой власти заменяет диктатура пролетариата – Советская власть вооруженных рабочих».
Формально Стучка занимал этот пост до января 1920 года, даже после сдачи Латвии большевиками. В подвале Рижской ЧК после занятия Риги белыми были обнаружены изуродованные трупы заложников, казненных по приказу Стучки перед уходом большевистских войск[473].
В республике свирепствовали голод и эпидемия тифа, для борьбы с которыми Стучка не делал практически ничего. В это время он устроил пышную свадьбу своей дочери с банкетом, а после банкета был большой бал в Дворянском доме в Риге. Как вспоминал князь А. П. Ливен, «масса гостей съехалась по этому поводу со всех концов России, и, говорят, никогда еще и нигде, ни в одном зале не видано было такого ослепительного количества дорогих камней и драгоценностей, как на гостях товарища Стучки»[474]. Именно там прозвучали знаменитые слова Ларисы Рейснер[475]: «Разве мы делали революцию не для себя?»[476]