Всадники черных лун

Этли покраснела и начала отворачиваться. Ди села и удержала ее.

— Погоди. И я его люблю. Только он меня не любит. Он тебя любит. Оттого и геройствовал поначалу. Стыдно ему было перед тобой себя трусом показать. А потом, видать, втянулся, вояка мой смертоубийственный. Да я от него любви и не ждала. Нету — и не надо. Только б ему было хорошо. Все для него делала, и как он от тебя, простого «спасибо» не дождалась. Да оно мне без надобности, это «спасибо». Не хочет он меня видеть — и то любо. Не надоем.

Ди помолчала, видно, собираясь с мыслями. Нахмурилась.

— Но почему у тебя с ним то же получается? Это мне не понятно, откуда такой изъян. Ты когда о нем думать начала?

— Как встретила, — покосилась на нее Этли, — А что?

— Да я не про то, — отмахнулась Ди, — Когда он по сердцу стал? Только честно. Мне это важно.

Этли смутилась и потупилась. Ди яростно ее встряхнула:

— Да говори же!

— Н-ну, дважды сначала, — пробормотала Этли, — Он тебе много рассказывал? Про то, как через Разлом переправлялся не рассказывал? В начале зимы. Я боялась, что он там погибнет. Он весь промок и обледенел, чуть не замерз. И потом, уже почти весной — когда они шли через перевал Двадцати. Тоже было очень страшно за него. Идет, шатается, весь заиндевел, глаза белые от ярости, и шепчет, задыхаясь: «Что, Благородная, смотрите, как сдохну? Не сдохну! И в чарку, которую поднесете, плюну!»

— Да, он такой, — гордо кивнула Ди.

Этли понурилась, еле слышно прошептала:

— Ему воздуха чтоб идти не хватало, а он со мной говорил. Как он почувствовал? Я потом полночи проплакала. Да, тогда я уже его любила. Другие… — Этли покачала головой.

— Это не он. Ты меня понимаешь? Он уже тогда решил ничего с меня не просить. А я? Вору я могла заплатить. Должна была заплатить, но Рик стал для меня любимым человеком. Что я могла ему предложить? Себя? Но я и так принадлежу ему. Он может взять меня после того перевала, я так решила. Если выживет, если захочет — возьмет. И не как ты говоришь: «раздвинуть ноги», а все — и тело, и душу… Все, что у меня есть. А золота у меня немного, но я отдала бы ему, сколько есть. Что еще я могла дать? Власть над Герцогством — он отказался от нее, со смехом подарил эту страну своему другу Гараю. Больше я ничего не придумала. Вот. Наверное, я в самом деле глупа, — шмыгнула носом принцесса.

— Конец зимы? — странным голосом переспросила Ди, — Это когда они шли к Кочевникам, да?

— Ехали верхом, — с кивком поправила Этли, сосредоточенно разглядывая свои ноги. Наступила долгая тишина. Потом Ди еще раз напряженно спросила:

— А ты не ошибаешься? Может, позже?

Этли удивленно и обиженно подняла голову. По окаменелому угловатому лицу Ди бежали слезы. Ди резко зажмурилась и отвернулась:

— Не смотри!

— Что с тобой, почему ты… — начала было Этли, но Ди рывком отодвинулась, хлюпнула носом и прогнусавила:

— Ду и гады же вы оба! Ну и гады! Все, значит, впустую… Да чего теперь!

— Я снова ничего не понимаю, — призналась Этли.

Ди молча, горько ревела — только тряслись тощие спина и плечи. Этли поняла, что нужно терпеливо дождаться, пока зеленоволосая успокоится. В конце концов Ди, шмыгая носом, повернула зареванное лицо. Этли вздохнула и сказала ей:

— Давай съедим по яблоку. Только вместе.

Ди угрюмо кивнула и утерлась рукавом. Мрачно посмотрела на Этли, взяла с блюда пару яблок и не глядя протянула одно принцессе.

— Угощайся, мучительница моя. Эх, дураки вы оба, даром что любовь до гроба. А я дура наибольшая. Нет, ты правда ему б тогда, весной далась? Не врешь?

Этли отвернулась и пробормотала, покраснев:

— Я из Боридов. Я не отказываюсь, если уж сказала. Душой и телом — что захотел бы, то и взял. Да только опять в этом ничего особенного и нет, когда любишь. Я бы и кастрюли пошла ему мыть. Правда, я не умею, но научилась бы. Наверное, это не очень трудно. А готовить я умею. Может, и не очень хорошо, но умею. Наверно, ты готовишь лучше.

Ди промолчала. Этли набралась смелости и великодушно созналась:

— Наверно, ты права, я совсем не знаю обыкновенной жизни.

Ди молчала, наклонив голову, так, что принцесса видела только зеленую макушку.

— Это хорошо, что ты была возле него. Я бы только опозорилась, — тоскливо сказала Этли.

Ди засопела, и Этли опасливо покосилась на нее, пережевывая удивительно вкусную мякоть. И приоткрыла полный рот от удивления. Тощая Ди напротив тихо улыбалась, Из глаз исчезла мутная злоба, ненависть, и Этли увидела их настоящий цвет — зеленый со смешными желтыми крапинками. Ди легонько толкнула рукой со своим надкушенным яблоком девушку в плечо:

— А ты ничего. А готовить я тебя научу. И вообще. Если вы с Риком возьмете меня кухарить, — Вскинулась, — А я из-за вас такое на себя приняла! Золото у демонов воровала, врала всем что попало. За это меня на цепь посадили. В клетку. Чуть в дом терпимости не продали. Эн Ди тогда совсем взбесился, страху было! Думала, он меня там же, на месте и разорвет за вранье на клочки, как старую бумажку.

Опасливо спросила:

— Ты его крепко любишь? Не разлюбишь? Ну смотри у меня, белая кость!