Всадники в грозу. Моя жизнь с Джимом Моррисоном и The Doors

Вернувшись в L.A., мы приступили к записи нашего первого альбома. На все про все ушло всего шесть дней — ведь мы почти целый год работали над этими песнями. Перед самым началом работы Пол Ротшильд вышел из тюрьмы, где отсидел 8 месяцев — повязали за марихуану. Выпустили под залог, заплатил Жак Хольцман. Ротшильд продюсировал Paul Butterfield, что нас очень впечатляло. Причина, по которой он загремел за решетку — тоже.

Первые пару дней принесли разочарование, потому что запись — это вовсе не то же самое, что играть живьем. Ротшильд водил нас за ручку, как детей, пока мы знакомились с процессом. Я, например, не знал, что мой «зальный» звук не годится для студии. «Слишком звонко и гулко», — заявил Ротшильд. Пол хотел, чтобы я ослабил кожу на своих барабанах, и это осложнило мне игру, но очень скоро я влюбился в звук моего рабочего, после того как его выстроил Ротшильд. Более «толстый», приглушенный звук барабанов в записи звучал куда лучше, чем раскатистый зальный.

На второй день мы закатали “Break On Through”. Робби сказал, что сочинил гитарную мелодическую линию в этой вещи под впечатлением от Баттерфилдовской “Shake Your Money Maker”. Джим сделал «рабочий» вокал, который музыканты слышат в наушниках, когда записывают свои партии. Потом, при желании, его можно перезаписать. Наушники меня раздражали, потому что мешали слышать мои собственные барабаны, так что я сдвинул один с правого уха на висок — после чего успокоился и смог играть нормально.

— Можешь сделать еще один дубль, — предложил Ротшильд. — Мы запишем его на отдельный трек, и ты сможешь выбрать лучший из двух.

Джим кивнул и направился обратно в вокальную кабинку.

— Просто покажи большим пальцем вверх или вниз, если хочешь, чтобы фонограмма в «ушах» звучала громче или тише.

Запоров второй дубль, Джим сделал третий, стирая предыдущий, потому что свободных дорожек больше не оставалось. (Мы записывались на четырехдорожечном оборудовании, каменный век по сегодняшним меркам).

— Мне нравится первая половина рабочего дубля и вторая половина последнего.

— Без проблем. Мы с Брюсом (Брюс Ботник, звукоинженер) склеим их на сведении.

Процесс звукозаписи оказался увлекательным. Вначале записывалась ритмическая основа (барабаны, бас, и другие инструменты, ведущие ритм), затем накладывался голос и сольные партии. Отрицательная сторона метода заключалась в том, что при таком количестве контроля было легко потерять настроение, душу песни; положительная — каждому из нас давался шанс добиться идеального исполнения и быть довольным собой.

Я всегда мог твердо сказать, какой из дублей лучший, и в какой песне следует добавить инструментовки. Мои годы музыкальных занятий, марширующих бэндов, свадебных оркестров и танцевальных залов наконец окупились.

Мы устроили перерыв на ужин в семь-тридцать и перекусили едой, которую нам принесли прямо в студию из «Dukes», кафешки при мотеле «Sandy Koufax‘s Tropicana». Мы не могли позволить себе проедать в ресторане драгоценные студийные часы, но постоянная диета из пиццы-на-вынос, китайского фаст-фуда и гамбургеров быстро осточертела. Я нагреб себе «Sandy’s favorite», горку из жареных яиц с луком и гарниром. После ужина мы продолжали работать до часа тридцати, пока Ротшильд не объявил, что уже ночь и пора подвязывать.

Назавтра, когда мы собрались в «Sunset Sounds Studio» в два часа дня, Джим нагнал на меня страху. У нас было запланировано записывать “The End”, и Джим принял кислоту. Как я могу догадываться, он решил, что это поможет ему войти в сюрреалистическое состояние, но в итоге это дало ему лишь кашу во рту, и он не мог попасть в фонограмму. Я подумал, что нам, возможно, придется выпускать пластинку вообще без этой вещи.

После нескольких часов бесплодных попыток Ротшильд объявил перерыв. Мы спустились в вестибюль, под слепящий свет неоновых ламп и прикупили сэндвичей в автоматах. Джим начал напевать себе под нос: «ТРАХНИ мать, убей отца. Трахни мать, УБЕЙ отца». Он казался душевнобольным. Почувствовав на себе мой взгляд, он коротко и пронзительно глянул мне в глаза и произнес:

— Это моя мантра, чувак. Трахни маму, грохни папу.

В тот момент я подумал, что от этого парня можно ожидать чего угодно. Он может убить кого-нибудь.

В интервью для «Crawdaddy», которое Ротшильд дал после выхода первого альбома, Пол объяснил, что происходило тогда с Джимом: