Все, что получает победитель

— Нет, Сереженька, она помешанная, но не убийца, хотя одно другого не исключает, и даже напротив… Но она не подсыпательница яда. Ты же видишь. Ей больше топорик к лицу. Просто она тронулась умом на почве обиженности, а точнее, фирменной «справедливости» семейки Брахман, которая гласит: «Девочкам — ничего»! Марта — единственная девочка, которая может чем-то владеть. Остальные — не заслужили. И вот у нашей буйной в голове возникла безумная идея, что после смерти жадной Марты все досталось ее мужу. Само по себе предположение логичное, если не знать особенности нашей семейки… Следовательно, больной мозг решил, что этого мужа и надо потрошить! А именно — пригрозить ему каким-то жутким огнестрелом, чтобы он отписал ей и детям хотя бы одну квартирку. Живет она и впрямь неважно. Снимает халупку, денег вечно нет. Лева тоже не сказать чтобы в состоянии обеспечить всех своих детей. Знаешь, в чем-то я ее понимаю. Все пошло не так в ее жизни с появлением Левы. Дети… будем откровенны, не стали для нее счастьем и смыслом жизни. С их рождением обострилась какая-то глубинная патология психики нашей Вирджинии Вульф. Я ей придумала это прозвище, чтобы как-то смягчить отношение к ней… несчастное создание! А ведь девчонки у нее замечательные. Я теперь должна их вырастить, понимаешь? Кто же еще, как не я…

Тетя Пана резко затушила сигарету и поманила Сержа в дом. Они тихо, на цыпочках вернулись туда, где сидела на полу, прикорнув к креслу, связанная, под кодовой кличкой Вирджиния. Зафиксированная, она уже не казалась такой страшной — просто изможденной, больной, и явно выглядела старше своих лет. «Бешеные собаки кажутся бесцветными», — вспомнил Серж чью-то фразу. Бесцветными, ибо теряют цвет и суть в бессмысленной злобе. По ее лицу, по пленке, которой был заклеен рот, текли тяжелые слезы, но Серж им не доверял. Ему казалось, что развяжи ее сейчас — и она снова на него бросится. Однако Пана, похоже, была другого мнения. Она безжалостно сняла липкую заглушку с источника недавних воплей и начала тихонько разбалтывать притихшую мегеру. И та, смурная и пристыженная депрессивной фазой, вдруг заговорила ясно и осмысленно — так, как умеют далеко не все из вменяемой доли человечества.

Она жаловалась и просила прощения. Жестко, сухо, безадресно. Сказала, что от нее нужно уберечь детей, чтобы они от нее не заразились. Ведь шиза передается не генетически, а воздушно-капельно. Она просила Паночку взять воспитание девочек на себя, «хотя ты и старая. Но фору дашь молодым. У нас страна сирот и подонков. Простите меня, Сергей, вы просто слишком похожи на подонка. Я ошиблась». Пана дала знак не вступать в диалог, но Серж и не собирался. Лера ему много рассказывала о том, как рациональны и сведущи бывают психи, но теперь он мог убедиться в этом воочию. Вирджиния также на удивление много знала о здешних подводных течениях. Она была в курсе того, что Марта не просто завещала этот дом Сержу, а хотела отобрать гнездо-отдушину у своей приемной матери еще при жизни. И отобрала бы непременно, если бы смерть тому не помешала. Здесь планировалось создать штаб-квартиру центра репродукции «Дети будущего»… Масштаб домика для яйцеклетки впечатлял! Серж вопросительно взглянул на тетю Пану — дескать, правда? Но та слегка оцепенела в позе сочувствия: присела на ковер рядом с бывшей невесткой и смотрела на нее, словно та собралась отходить в мир иной и надо ловить последние минуты…

— Ведь мразь была все-таки эта Брахманша, правда, Паночка?!

Это было сказано с едва заметной жутковатой улыбкой, которая обнажила кривые коричневатые зубы. Все правильно, у юродивых не должно быть хороших зубов, а юродивые — рупор правды, этому нас еще Пушкин научил. Но юродивые ни в кого не стреляют. «Все-таки она совершенно больная», — решил Серж. Зачем говорить плохо о покойной, да еще тете Пане, для которой Марта — родной человек, пусть не по крови, но по жизни. Пана, конечно, все стерпит до прибытия подмоги, но все же… Она из тех, кто себя в обиду не даст. Она может… отомстить?! Какой странный оттенок появился у всей этой правды, услышанной здесь. Скорей бы налетчица получила свою дозу снотворного и погрузилась в сон. Похоже, ее гнев опять нарастает. Почему же Прасковья Николаевна медлит с лекарством?

Но иной раз бывает так, что, задавшись одним вопросом, получаешь вдруг ответ сразу на все. Вирджиния Вульф сбросила налет злого намека и заговорила жадно, быстро, словно боялась не успеть: