Я вот кругом вижу все наоборот. Вроде речь о пустяках, а за данное слово или обещание женщины стоят до последнего эпилированного волоса. Истощатся вконец, но раз надумала что-то однажды – крепись, даже если уже плохо или обстоятельства изменились.
Мораль простая. Если один раз решила – это не значит, что нельзя передумать. Можно. Раз уж даже бабушка могла десять раз передумать умирать. Ну собралась. Ну решила. Ну захотела. Возраст, печень и все такое. И даже вроде раздала все. А перехотелось! И это нормально!
Знакомая, кстати, добавила, что за счет этого своего качества бабушка до самой смерти была очень живой и здравой. Потому что не отказывалась от своих желаний из-за каких-то глупых, ранее принятых решений. Вот так…
Возможно, вы до сих пор не можете передумать и уволиться с работы, которую выбрали, чтобы не расстраивать маму с папой. Или не позволяете себе поменять решение и скинуть обязательства, от которых давно пришла пора отказаться. Уже можно. Подумайте об этом.
Тоже очень простое задание. Подумайте на тему того, о чем вам давно пришла пора передумать. Может, вы держитесь за то, с чем не стоит биться и натягивать на новые обстоятельства, а стоит… просто поменять свое решение. Очень по-женски. И по-взрослому.
Шаг сорок седьмой. Пересобрать себя заново
Наша идентичность в этот период – плод собственной жизни и опыта. Мы все меньше ощущаем зависимость от того, что дали/не дали родители, чему научили и с чем отправили в лес. И, пожалуй, впервые думаем о себе как о той, кто создала себя сама в этих походах по неизведанным дорожкам женского опыта. И если это пока не так, то десятилетие зрелости точно даст нам много поводов перейти от позиции «что со мной сделала жизнь» к фокусу на личном творении судьбы «что я с собой сделала». Это может нравиться, а может и нет. От того, насколько нам удастся решить задачи возраста в этот период, зависит очень многое. Сокровище в конце пути – наша счастливая дальнейшая жизнь, которая будет зависеть не от того, насколько мы успешно или богато ее прожили, а от нашего умения быть довольными тем, что имеем и как живем.
Тот же Ирвин Ялом приводил в книге рассказ своего пациента: «До сих пор жизнь казалась бесконечным подъемом с одним лишь дальним видом горизонта впереди. А теперь вдруг я словно достиг гребня горного хребта и впереди простирается уходящий вниз склон с видимым концом дороги, правда, достаточно далеко, – где зримо присутствует смерть»[24]
.Это осознание не должно нас расплющить и лишить сил. Столкновение с собственной конечностью в соединении с голосом нереализованного личностного потенциала становится хорошим топливом. Раньше мы могли принимать важные и судьбоносные решения только в одном случае: когда жизнь пнет коленом под зад и выбора уже нет. Надо выживать и для этого все менять. Прежде мы говорили: «Я боюсь перемен. А вдруг будет только хуже? Можно еще потерпеть, ведь все не так уж плохо». Мы верили своим страхам и сомнениям, учились терпеть и продолжать держаться за то, что нас не устраивает. А жизнь делала так, что, несмотря на испуг и растерянность, мы были вынуждены действовать.
Этот же уходящий вниз склон с видимым концом дороги окончательно и уже бесповоротно ставит перед нами вопрос о нашей идентичности. Кто мы в отрыве от…
…наших детей.
…мужей.
…мужчин.
…работы.
…успеха.
…нашей красоты, молодой кожи и упругого тела.
…возможностей молодости.
Кто мы, если мы не определяем себя только как хорошую мать, прекрасную жену или красавицу?
Чем нам поддерживать самооценку и ценность для самих себя и окружающих, если мы не самоутверждаемся за счет своих ролей?
Что даст нам основание принять свою зрелость и согласиться на нее взамен того, что давала нам молодость?
Женщины в этот период переживают серьезный кризис идентичности. С одной стороны, к этому времени мы чувствуем сильное истощение запасов нарциссизма молодости, в которой была и уверенность в себе и мечты о том, как все сложится. С другой – мы растеряны, потому что не знаем, как встроить себя в ряды зрелых женщин, ценных своим опытом, мудростью и особенной красотой. А еще мы боимся…
Нам страшно стареть, потому что мы не видим в этом ничего хорошего.
Нам страшно терять то, на чем держались наши представления о себе.
Нам страшно миновать прекрасную зрелость, о которой мы ничего не знаем, и сразу же оказаться просто старыми.
Нам страшно очутиться на обочине жизни, которая так явно мерещится в этом мире, еще пока сильно ориентированном на молодость и красоту.