– Тс-с-с, – настаивает она. – Я позову ваших родных, они так обрадуются.
Смотрю, как она уходит, борюсь с желанием закрыть глаза, хотя свет слишком яркий, всё вокруг расплывается, как в тумане.
Сосредотачиваюсь на голосах, раздающихся за пределами комнаты, но у меня совершенно нет сил, тело отказывается двигаться. Рядом со мной громко пищит какой-то аппарат, фиксируя мой участившийся пульс.
– Кое-кто очень рад, что вы проснулись, – говорит доктор Бенефилд.
Марли.
Снова нахожу взглядом доктора Бенефилд – ее силуэт всё еще нечеткий, но я вижу, что рядом с врачом стоит девушка, ее рука зафиксирована перед грудью повязкой.
Она открывает дверь шире и…
Комната начинает вращаться. Я хватаюсь за поручень больничной койки, дышать трудно. Зажмуриваюсь, жду, пока пройдет головокружение, и всё вокруг станет нормальным. Наверное, я очень сильно ударился головой, иначе с чего бы такое? Почему я снова вижу галлюцинацию, да еще такую яркую?
Но, открыв глаза, я теряю способность дышать.
Потому что в палату входит вовсе не Марли.
Это Кимберли.
И на этот раз она не исчезает.
Зато я отключаюсь.
Глава 27
Проснувшись, я не открываю глаза, лежу, крепко зажмурившись: мне приснился кошмар про Кимберли. Слышу писк аппаратов рядом со мной, мне в нос ударяет стерильный запах больничных простыней, а еще кто-то легонько, ласково поглаживает меня по руке.
Должно быть, во время грозы я крепко приложился головой, так сильно травмировался, что меня снова пришлось везти в больницу. Так сильно, что у меня опять начались видения.
– Ох уж эти летние грозы! Дождь побил мои розы. Почему они…
– Мама, – хриплю я.
Открываю глаза и вздыхаю с облегчением: вместо призрака Кимберли у моей кровати сидит мама, и ее силуэт четкий, не расплывается. Обвожу взглядом палату; нет сил подняться и сесть, мысли тяжело ворочаются в голове, я воспринимаю происходящее вокруг меня как замедленное кино.
Мама вскидывает глаза, ахает и начинает покрывать поцелуями мое лицо, попутно заливая его слезами.
– Я думала, что уже никогда этого не услышу!
– Что случилось? – спрашиваю я. Издаю тяжкий стон, поднимаю руку и тянусь к голове. – Я упал. Ударился головой, вроде бы.
Мама слегка хмурится, ее ладонь, похлопывающая мою руку, замирает.
– Ты что-нибудь помнишь?
Таращусь на нее, не сводя глаз. О чем она говорит? Я же только что сказал, что именно помню.
– Ага. Я упал и ударился головой, пока искал Марли во время грозы. Правильно?
Мама спадает с лица. Что еще мне полагается помнить? У меня почти останавливается сердце. Пожалуйста, мама, только не говори, что с Марли что-то случилось.
– Марли? Я… Ты попал в аварию, Кайл, – продолжает мама, вглядываясь в мое лицо. – Ты ехал на машине с Кимберли.
Хлопаю глазами, качаю головой. Как будто я могу о таком забыть. Зачем она сейчас об этом напоминает?
– Ага, мама, – говорю я, слабо пожимая ее руку, так что натягивается тонкая трубочка, соединяющая мое запястье с капельницей. – Это же было год назад, а вчера ночью я упал на нашем заднем дворе.
Мама смотрит на меня большими глазами.
– Ты запутался, золотце. Ты долго… спал, – говорит она, сдвигая брови. – Находился в коме.
– Где? – Молчу, смотрю на нее во все глаза. Насколько же сильно я вчера ударился головой? – В коме? И как долго?
– Восемь недель, – отвечает мама.
Что? Если уж мне так поплохело, то что же случилось с Марли? Неужели она пострадала во время той грозы?
– Где Марли? – спрашиваю я маму, с каждой секундой волнуясь всё сильнее.
Мама глядит на меня с тревогой, в конце концов спрашивает:
– Кто?
Я весь холодею, в животе как будто образуется кусок льда.
Скрежет металла. Перекошенное от ужаса лицо Кимберли. Мигающие у меня над головой лампы в больничном коридоре.
Но… это полная бессмыслица.
Где же Марли?
– Мне нужно уйти отсюда, – заявляю я. Паника стискивает мне грудь острыми когтями. Пытаюсь встать, но ноги отказываются двигаться. Скосив глаза, вижу, что вся моя нога, от кончиков пальцев до бедра, в гипсе, и когда я пытаюсь ею пошевелить, боль пронизывает каждую косточку. Меня накрывает ощущение дежавю. Дежавю и ужас.
– Уже всё позади, – восклицает мама, хватая меня за руку. – Скоро всё образуется, вот увидишь.
Выдергиваю руку из ее хватки и вырываю из запястья катетер. Пытаюсь подняться, но падаю вперед, прямо на маму. Она изо всех сил старается не дать мне свалиться с кровати.
– Сестра! – пронзительно кричит она. – Нужна медсестра! Пожалуйста, помогите, кто-нибудь!
Отчаянно борюсь со своим деревянным телом, но сильные руки прижимают меня к кровати, что-то больно колет меня в предплечье. Медсестра… со шприцем. Падаю обратно на подушку, руки и ноги наливаются тяжестью, всё вокруг замедляется, веки сами собой опускаются, язык еле-еле ворочается во рту.
– Я… не… – лепечу я, фокусируя взгляд на маме. – Кимберли… жива?
– Конечно, жива, золотце, – озадаченно отвечает мама. – Она просидела у твоей постели весь день.