Я игнорирую ее замечание и смотрю на доктора Бенефилд.
– Уверены? – спрашивает она, выгибая бровь. – Вы никого здесь не впечатлите, разыгрывая из себя героя. Хотя, возможно, боль убережет вас от дальнейших необдуманных поступков.
Пытаюсь улыбнуться ей в ответ, но улыбка выходит безрадостной.
– Хватит с меня погони за бесплотной мечтой.
Врач слегка пожимает мне руку.
– Значит, больше никакой боли?
Я качаю головой.
– Физическую боль я стерплю.
– Хорошо. – Доктор Бенефилд указывает на кнопку вызова. – Если передумаете, просто…
– Я не передумаю, – перебиваю я ее. После целого года пребывания во сне пора наконец попробовать на вкус настоящую жизнь.
Врач кивает, несколько секунд пристально рассматривает мое лицо, потом уходит. Я поворачиваюсь на другой бок, отворачиваясь от мамы, и меня охватывает привычное чувство потери. На память приходят дни, проведенные с Марли, которые прежде казались незначительными, вроде Зимнего фестиваля или празднования Хеллоуина. Мелкие, несущественные моменты, которые я принимал как должное. Мы вместе кормили уток попкорном, я наблюдал, как Марли составляла букеты, мы с Марли выгуливали Джорджию – раньше мне казалось, что у нас впереди еще множество подобных мгновений.
Ничего этого не было.
На следующий день я наконец нахожу в себе силы встать с постели и встретиться с миром лицом к лицу. Мама катит мое кресло-каталку по больничному двору мимо фонтана, солнечные блики искрятся в водных струях.
– Пойду, куплю перекусить. Я быстро, – говорит она, кивая на открытое кафе, примостившееся в противоположном конце двора. – Хочешь чего-нибудь?
Качаю головой и слабо улыбаюсь маме.
– Я не сбегу, не волнуйся.
Мама похлопывает меня по плечу и уходит по дорожке, быстро скрываясь из виду.
Оборачиваюсь и смотрю на вишневые деревья, жимолость, желтые и розовые цветы – они растут вдоль дорожки, и она вся усыпана их лепестками.
Марли никогда не существовала, но всё вокруг напоминает мне о ней.
Ну как тут не свихнуться?
Замечаю Сэма: он идет ко мне, сунув руки в карманы, топча розовые и желтые лепестки – не специально, конечно, просто он не обращает на них внимания.
– Как ты? – спрашивает он, подходя ближе.
Киваю и отвожу взгляд от растоптанных лепестков.
– Нормально. А ты?
Он кивает, садится на скамью рядом со мной, и некоторое время мы молчим. Наконец Сэм говорит:
– Кимберли хочет зайти попозже, если ты не против компании.
– Ты придешь с ней? – спрашиваю я, подталкивая его локтем. – В смысле, составишь ей компанию?
Сэм ерзает на скамье, потирает шею ладонью.
– Знаешь, старик, здесь, в отличие от твоего коматозного мира, прошло не так много времени. – Он слабо улыбается. – Нужно подождать, посмотреть, как пойдут дела. Поглядим, какая будет обстановка, когда осенью Ким вернется домой на каникулы. Так что пока попридержи коней.
– То есть ты не отказываешься. – Я улыбаюсь от уха до уха.
Сэм фыркает.
– Ты прав. Я не отказываюсь. – Он пристально смотрит мне в глаза. – А что насчет тебя? Что будешь делать дальше?
Глубоко вздыхаю, смотрю вверх, на вишневые деревья, на блики солнечного света, играющие в ветвях, и отвечаю:
– Понятия не имею.
Наблюдаю, как, медленно кружась, падают на землю лепестки. Встречаюсь взглядом с мамой: она возвращается из кафе, в одной руке у нее стаканчик кофе, а в другой – итальянское печенье с орехами.
Меня захлестывает волна горечи, и я стараюсь не утонуть в ней, не пойти на дно.
Один раз я уже сумел начать всё с начала, и это было чертовски трудно. Сейчас мне в миллион раз тяжелее. Теперь я понимаю, что имел в виду Сэм в тот день во время тренировки.
«Я бы никогда ее не отпустил».
Я по-прежнему люблю Марли и никогда не смогу избавиться от этого чувства. Так что, скажите на милость, мне делать?
Ночью, открыв глаза, я сразу понимаю, что сплю. Джорджия тычется мне в лицо маленькой мордочкой, покрывая мои щеки влажными «поцелуями».
Грустно улыбаюсь и глажу собачку. Может, это и сон, но от яви он мало чем отличается. И мне всё равно, потому что именно здесь я хочу быть.
Лучше я буду вечно жить во сне, чем останусь в реальном мире один, без Марли.
Оглядываю комнату.
Желтый цвет.
Повсюду.
Постельное покрывало, подушка, абажуры, даже потолочные светильники. Стены покрыты такими же желтыми розами сорта «дорис дэй», что растут в больничном дворе.
Потом я вижу ее.
Марли.
Она стоит у края кровати, одетая в длинное желтое платье, ее каштановые волосы свободно рассыпались по плечам. Смотрю на нее: впервые в моем сне ее лицо отчетливо видно, как будто мой разум смог вместить Марли лишь после того, как я перестал разыскивать ее повсюду. Вижу ее веснушки, зеленые пятнышки в радужках глаз, ярко-розовые губы. Уголки губ опущены. Я уже успел забыть, как она прекрасна. Как я мог забыть?
Протягиваю к ней руки, и она бросается в мои объятия.
Знаю, это происходит во сне, но чувствую, как ее тело прижимается к моему, мягкое и теплое.
– Я не могу тебя отпустить, – шепчу я ей на ухо, вдыхая исходящий от ее волос аромат жасмина. Нет, это не жасмин, а запах жимолости со двора.