Все лгут

Беззвучно плача, я продолжала отмывать пол. Слезы обжигали, попадая в глубокую рану у меня на губе, и я радовалась этому. Это было правильно.

Дважды сменив воду, Том внимательно оглядел комнату и взглянул на свои наручные часы.

– Нам пора валить.

Он подхватил один конец ковра, а я – второй, не дожидаясь его команды. Мы вынесли тело в прихожую. Надев один ботинок, Том поколебался и снова его сбросил.

– Идем.

– Пахнет паленым, – сказала я.

– Наплевать. Идем.

Я последовала за ним к подвальной двери, а затем – вниз по узкой лесенке. Внизу воздух как будто был более влажным и холодным. Я ощутила слабый дух плесени и чего-то еще, цветочного, как будто кто-то в узком пространстве распылил освежитель воздуха.

Раньше я не спускалась в этот подвал – тот оказался жилым: на холодных бетонных стенах висело несколько плакатов, а под маленьким окошком, расположенным у самого потолка, стояла потертая софа.

Том схватил меня за руку и подтащил к какой-то приоткрытой двери. За ней скрывалась крошечная комнатка без окон. Вдоль одной стены стояла аккуратно убранная кровать. На тумбочке рядом с ней лежала толстая потрепанная черная книга – Библия. Рядом стояло фото маленькой девочки, на вид – лет двух. Широко улыбаясь, она сидела в песке на пляже. На голове у нее были завязаны хвостики, а на обеих руках надеты надувные оранжевые нарукавники.

У меня засосало под ложечкой. Завернутая в коврик женщина была таким же человеком. Была человеком. Где-то на свете жили ее родители, братья или сестры, родственники, друзья.

– Мы даже не знаем, кто она, – прошептала я.

– Это имеет какое-то значение?

Том протянул руку за валявшейся на полу черной найковской сумкой с логотипом «Just do it» на боку, распахнул дверцы стоявшего в углу шкафа и принялся запихивать в сумку одежду Паолы. Подойдя к тумбочке, он схватил Библию и фото и отправил их в сумку вслед за одеждой. Потом вытащил из тумбочки ящик и одним движением высыпал его содержимое поверх вещей.

В сумку полетели какие-то бумажки, монеты и документы.

Том обернулся ко мне. Лицо его было покрыто потом. Черты искажало что-то похожее на страх. Руки дрожали.

Демон покинул его. Том пребывал в ужасе.

Мы дотащили ее до самого причала.

Вокруг были лишь холод и темнота. Слышно было только наше дыхание и треск ломавшегося под ногами льда. Ладони и руки горели огнем, грудь разрывалась от напряжения.

Подойдя к кромке воды, мы положили ковер на землю. Мы оставили Паолу на земле у причала. Том отправился к лодочному сараю и скрылся за скособоченной деревянной дверью.

Я топталась на месте, пытаясь сохранить тепло, и вглядывалась в окружающую тьму. Внезапно на тропе, ведущей к усадьбе из леса, показался чей-то силуэт.

Харольд.

В руке он нес пакет из вино-водочного магазина и направлялся в нашу сторону.

Словно пытаясь отгородиться от того, что произошло, я инстинктивно отошла на несколько шагов от свернутого в рулон коврика.

Харольд остановился и вопросительно уставился на меня. Свободной рукой одернул полу своего пальто.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он.

Я пожала плечами и опустила голову в надежде, что в темноте Харольд не разглядит мое разбитое лицо.

– Иду домой, – ответила я. – Просто гуляла.

Взгляд Харольда зацепился за какой-то предмет прямо рядом со свернутым ковриком.

– Что?.. – начал было он, но в ту же секунду у него зазвонил мобильный, и Харольд, повернувшись ко мне спиной, ответил.

– Здорово.

Потом тишина.

– А ты не мог сказать это немного раньше? – снова заговорил он. – Я собирался идти домой.

А затем:

– Само собой, приду. Но ты мне уже торчишь ящик, просто напоминаю.

Харольд запихнул мобильник в карман и развернулся обратно к лесу, не сказав мне ни слова.

Я так и стояла на месте, пока он не скрылся среди сосен.

Том вернулся из сарая.

– Кто это был?

– Харольд.

– Черт. Он что-то видел?

– Не знаю. Он пошел обратно в лес. Мне кажется, он собирается к какому-то приятелю.

В отдалении послышался шум мотора и мелькнул свет фар свернувшей к усадьбе машины.

– Дерьмо, – бросил Том. – Они возвращаются.

Он вновь скрылся за дверью лодочного сарая. Мне было слышно, как он что-то передвигает – оттуда доносились грохот и скрежет.

Со стороны усадьбы захлопали двери автомобиля, и над замерзшим лугом понесся, то затихая, то вновь набирая силу, голос Казимира. Затем открылась и закрылась входная дверь, и голос исчез.

Передо мной возник Том, толкая что-то перед собой. По бокам, как копья, торчали металлические полозья. Мне понадобилось какое-то время, чтобы сообразить, что передо мной – финские сани. Вряд ли я раньше видела такие живьем и уж точно никогда ими не пользовалась. Даже не знаю, есть ли что-то подобное во Франции.

Том спустил сани к самой кромке воды и поставил их на лед. Полозья заскрипели, когда он на пробу прокатил сани туда-сюда по скользкой поверхности.

– Помоги, – велел он, вернувшись на берег.

Вместе мы подняли завернутое в коврик тело, отнесли его к саням и перекинули через сиденье. Том сделал несколько неуверенных шагов и принялся толкать перед собой сани по направлению к полынье, которая виднелась примерно в сотне метров впереди.