Все люди — враги

— Нет, этого не нужно совсем, если ты не хочешь. Помни это. Его не должно быть, пока ты не станешь желать того же еще сильнее, чем я желаю.

— Что же это? — спросила Ката быстрым, задыхающимся голосом.

— И если это произойдет, то пусть оно произойдет в этой же комнате. О Ката, ты помнишь, что ты сказала, когда я первый раз пришел сюда к тебе? Ты должна это помнить. Но ты и не подозреваешь, как глубоко я был тронут, как был тронут даже незрелый мальчик тех дней, когда ты сказала так прекрасно и просто: «Хочешь ли ты дать мне ребенка этой ночью?»

Он ждал, что она ответит ему, но она ничего не сказала, только ее руки сжимали его все крепче и крепче, и она все нагибалась вперед, пока ее лицо не прижалось к его плечу и ее густые черные волосы не легли ему на щеку.

— Ката! Что такое? О моя дорогая, я причинил тебе боль? Ах, зачем я заговорил об этом!

Она подняла голову и отклонилась от него, и его встревоженный взор встретился с ее глазами. К своему ужасу, он увидел, что печаль и страх, исчезнувшие, как он думал, навсегда, вернулись к ней.

— О Ката! Что я сделал? Я нечаянно ранил мою любимую?

— Ты ни о чем не знал, Тони, и ты был вправе говорить. Это я ранила самое себя. Погляди мне в глаза, Тони. Когда я исповедовалась тебе, я не решалась встретить твой взгляд. Теперь ты сделал меня достаточно сильной, чтобы вынести твое горе, даже твой гнев.

Он хотел протестовать, но она не дала ему говорить.

— Я исповедалась тебе в то утро, но моя исповедь была неполной. О Тони, поверь мне, это был не обман, это не был расчет. Я забыла. И я забыла потому, что была так напряженно счастлива, мне стало так легко, меня так затопила твоя нежность ко мне, твое великодушие. Верь мне, — скажи, ты веришь мне?

— Я усомнился бы скорее в себе, чем в тебе, Ката. Я пошел бы в огонь, если бы ты сказала, что он не обожжет. Твоему слову я поверил бы, даже если бы весь мир твердил обратное. Но, Ката, Ката, не мучься, не надо. Забудь о моей просьбе. Забудь, забудь! Как бы я хотел, чтобы моих слов не было!

— Надо было сказать это, Тони. И в одном отношении я рада, что ты начал этот разговор, — пусть даже то, что я должна сказать тебе, заставит нас разлучиться. По крайней мере, я буду знать, что значит жить. И даже если это разлучит нас, я буду всегда любить и благословлять тебя.

— Разлуки не будет, Ката, расставания не будет. Не говори, не думай об этом.

— Подожди. Ты не мог не заговорить об этом, потому что и мое сердце посещало время от времени это томление и затем мука, острый нож для моей любви, стоило мне только подумать об этом. Тони, я рассказывала тебе о тех страшных днях в Вене.

— Да, но я надеялся, что они забыты.

— Да, они забыты, но я должна снова вспомнить о них. Тони, я так боялась, что у меня может родиться ребенок! Из армии возвращались доктора такие добрые, такие понимающие, такие снисходительные. Один был другом моего брата, он пожалел меня и выполнил мою просьбу — и вот никогда у меня не будет ребенка. О Тони, Тони, а я хочу иметь ребенка от тебя!

На мгновение Тони застыл от жалости и ужаса и не мог сказать ни слова, не мог шевельнуться; затем, когда он немного пришел в себя, он понял, что нужно одно — утешить ее, успокоить ее, такую одинокую, такую несчастную, а она все сидела, закрыв глаза руками.

— Ката! Посмотри на меня, посмотри на меня. Да не отворачивайся! Разве ты не видишь, что все, все и теперь хорошо, — не видишь? Ты не видишь, что все это совсем не изменило нашей любви? Я чувствую лишь печаль о выстраданном тобой и скорбь, что именно я среди всех людей мог так грубо коснуться твоей старой раны. Но понимаешь ли ты? Теперь или никогда мы должны быть искренними, и этой ночью мы должны решить раз навсегда, что это не будет причинять нам боли, не станет ядом в нашей крови. С моей стороны было эгоизмом думать о плоде, когда я владел прекраснейшим цветком. Я поверил тебе сейчас и сказал, как я верю в тебя. Верь мне, когда я говорю, что владеть цветком, владеть тобою — достаточно для счастья целой жизни, более чем достаточно, сверх меры, с избытком, — верь мне, что я больше никогда не вспомню об этом. «Он уходит от меня, он презирает меня, потому что я бесплодная женщина» — пусть подобная мысль никогда не посетит тебя, в ней не будет правды. Не ты и не я повинны в этом несчастье, ты веришь мне?

Ката наклонилась к нему и поцеловала его в порыве нежности и сожаления.

— О Тони, я верю тебе, я доверяю тебе! Я не буду больше страдать, думая об этом. Но, Тони, Тони, как горько моему сердцу знать, что они отняли от меня даже нашего ребенка!

XII