Все люди — враги

— Мне казалось, что это самое подходящее место, — сказал он неловко. — Ближайшая большая столица и…

— Каждому следует повидать Францию, в особенности потому, что французскую цивилизацию и французскую жизненную силу недооценивают в Англии. Но не воображай, что Париж — это Франция, и не наделай там глупостей.

Видя, что Тони не отвечает на его скрытые намеки, он продолжал:

— Советы стариков молодежи — не только пустая трата времени, но и дерзость. Каждое поколение считает себя совершенно отличным от своих предшественников, а в конце концов оказывается таким же. Оглядываясь на свою жизнь, я вижу, что заблуждался, то же самое увидишь и ты в моем возрасте. Но ступай же и заблуждайся! Такова жизнь. Не думай, что можно стать совершенством, — им все равно не станешь. Вырабатывай себе характер, чтобы в минуту испытания — а она настанет — встретить ее как человек. Не обольщайся общими идеями и высокопарными абстракциями. Путешествуй, повидай мир, узнай, что такое люди, работай над тем, что тебя интересует, влюбляйся, валяй дурака, если понадобится, но делай все это с увлечением! Самое главное — прожить свою жизнь с увлечением! Быть может, существуют еще и будущие жизни, но если они наступят, то ты их тем более заслужишь, чем полнее проживешь настоящую жизнь. Избегай нытиков. Ну вот, проповедь окончена! Теперь скажи мне, что я старый ворчун.

VII

Едва ли надо было учить Антони, что жизнь следует прожить с увлечением; собственно говоря, Скроп оказал бы ему услугу, поведав, что в мире, где главная цель нажива и где, вследствие этого, все еще процветает всякого рода фальшь в поступках и в мыслях людей, за увлечение жизнью приходится платить слишком дорого. Но как бы там ни было, даже самого ревностного поборника «joie de vivre»[41] удовлетворило бы то острое возбуждение, которое испытывал Тони, когда поезд, оставив за собой предместье Парижа, торжественно прогремел по железному мосту у Аньера и медленно подошел к станции с громким шипением и самодовольными вздохами паровоза.

В течение последних пятнадцати минут своего путешествия Тони стоял у окна пустого вагона третьего класса, со шляпой на голове и с чемоданом, лежавшим подле него на скамейке, и ему так не терпелось поскорее приехать, что он почти не замечал окружавшего убожества, несуразных массивов высоких строений с голыми, неотделанными стенами, которые были облеплены объявлениями и возвышались на месте садов, когда-то принадлежавших старинным белым домикам с зелеными ставнями. У Тони не было ясного представления о том, что он будет делать и увидит в Париже, и он сознательно воздержался от составления точного плана своего времяпрепровождения, как на этом настаивал отец. Точно так же его нисколько не радовала перспектива предъявить свои рекомендательные письма другу отца, знаменитому профессору College de France, или даже другу Скропа, графу де Руссиньи-Перенкур, который жил возле площади Звезды. Париж был авантюрой, первой настоящей авантюрой Тони, несомненно сулившей ему какие-то новые и, конечно, восхитительные переживания. И потом, он ведь увидит Маргарет — об этом он никому не сообщал, даже своей матери. Мысль об этом преисполнила его смущением, когда старик Скроп шутя предостерегал его не делать глупостей в Париже. Удивительная вещь, подумал Тони, что даже самые славные старики всегда предполагают, будто юноши только и жаждут побывать в публичном доме!

Носильщики в синих блузах, с огромными усами и низкими, зычными голосами, поспешно отбирали безупречные чемоданы из свиной кожи у английских милордов из первого класса, внезапно принявших специфически английский вид от сознания собственного превосходства. Тони прошел мимо них, сам неся свой чемодан, и нанял фиакр вместо такси. Экипаж был ярко-желтый с синими подушками, а для глаз, привыкших к английским извозчичьим лошадям, кляча казалась маленькой и тщедушной. Впрочем, фиакр довольно быстро покатился по булыжной мостовой после того, как Тони, к своему безграничному стыду, был вынужден написать название гостиницы на бумажке, так как возница не мог понять его произношения. Тони заметил неуловимо своеобразный запах Парижа — марсельское мыло с примесью кофе и чеснока, — высокие дома с белыми ставнями, деревья на улицах, неожиданные просветы, более чистый воздух, скорость уличного движения и неистовую перебранку между извозчиками и шоферами такси на перекрестках. Но все впечатления были смутными и похожими на сон, и Тони уже доехал, не успев еще прийти в себя, чтобы все это оценить.