Все люди — враги

С неимоверной быстротой он скользнул через проволоку и воронки от снарядов в траншею и сразу же нашел землянку. Снова его ноги налились страшной свинцовой тяжестью, и от усилий при медленном спуске он вспотел. В помещении было совершенно пусто и пахло затхлой штукатуркой. Света не было, но он все отчетливо видел. Он заметил арку в стене и понял, что она ведет в длинную галерею. Он застонал, замотав головой из стороны в сторону, так тяжко было влачиться, скользя по этой огромной штольне. Лишь вокруг него было светло, и он видел шероховатые сырые стены, но впереди и позади все было объято тьмой. Тревога сменилась ужасом от сознания, что он заблудился глубоко под землей в полном одиночестве. Он поборол это чувство и продолжал с трудом скользить.

Галерея примыкала к колоссальной пещере. Своды терялись в темноте, а по обеим сторонам шли ряды черных колонн, как в миланском соборе, с огромными тенями позади них. Пол был белый и блестящий и тянулся далеко в пространство. Силы его растаяли от отчаяния при мысли об огромном предстоявшем ему пути, но даже при крайнем напряжении сил он не мог скользить быстрее. Он заметил, что белый пол был сделан из бесконечных рядов мраморных плиток с надписями на них, и понял, что это — собор в память войны, где они все были похоронены. Его охватил ужас: он был один в этом колоссальном подземном соборе с миллионами мертвецов. Он почувствовал, как пот струится у него по лбу и по спине.

Недели сменялись неделями, а он все продолжал двигаться, надрываясь от усилий, и ряды призрачных колонн медленно проходили с обеих сторон, а блестящий пол все тянулся вперед, в бесконечность. Вдруг, с быстрым нарастанием ужаса, он увидел две неясные фигуры, прятавшиеся справа за колонной. Он слишком быстро миновал их и не успел даже разглядеть, но знал, что они преследуют его. Бежать, бежать, лишь бы спастись! Он снова застонал от страшного усилия и с почти безумной тратой сил стал скользить все быстрее и быстрее, колонны бежали мимо, а плиты мелькали так стремительно, что он уже не мог разобрать ни имен, ни дат. Но по охватившей его дрожи он понял, что те нагоняют его.

Внезапно пол закончился широкой дубовой лестницей в два пролета и с площадкой. Он почему-то знал, что она ведет в притворы Вестминстерского аббатства и что там он будет в безопасности. Но целую вечность длилось его восхождение на каждую ступеньку, и как быстро они его нагоняли! Он громко зарыдал от мучительной усталости и страха. Если они поймают его, произойдет что-то невообразимо ужасное. Он не мог шевельнуть ногой и только скользил, ощущая свинцовую тяжесть и двигаясь все медленнее и медленнее, несмотря на отчаянные усилия.

Он достиг площадки и смог заглянуть в спасительные притворы. Но в это мгновение надежды он почувствовал их руки у себя на плечах. Он повернулся к ним в диком отчаянии и увидел черепа вместо лиц и немецкие шлемы. Они душили его в своих объятиях, и он судорожно ловил ртом воздух. Ударив одного кулаком, он почувствовал ушиб о твердую кость и стал задыхаться от жгучего ощущения почти непреодолимого удушья. В то же время он схватил второго за горло нераненой рукой и нащупал страшную квадратную деревянную кость на шее, уже лишенной мяса. Но они одолели его. Он пытался крикнуть, но язык беспомощно ворочался в пересохшем рту, и он издал лишь глухой стон…

Антони тихо лежал, тяжело дыша и прислушиваясь к громкому и учащенному биению своего сердца. Он как-то скорчился и повернулся поперек кровати, подушка покрывала часть его лица, левой рукой он продолжал сжимать деревянный столбик спинки кровати. Суставы правой руки ныли. Он разжал пальцы, слабым, усталым жестом сбросил подушку с лица и стал дышать все глубже и ровнее. Его пижама была пропитана потом, одеяло свалилось, и хотя он остался почти непокрытым и чувствовал озноб, он все же продолжал лежать неподвижно. Еще витая в темном мире кошмара, он лишь с трудом мог собраться с мыслями, и к чувству облегчения еще примешивались страшные картины сна. Это был третий кошмар за одну неделю.