Все меняется

Он проснулся поздно, в десятом часу, с дикой жаждой и головной болью – признаками похмелья. Набрал себе ванну погорячее, порылся в шкафчике в ванной комнате и нашел алка-зельтцер. От ванны и последующего холодного душа ему заметно полегчало и вместе с тем дошло, что предстоит еще один вечер: сегодня только суббота. Продержаться надо, хотя бы ради Сабрины… Все эти долгие часы: обильный завтрак, прогулка в парке – день был ясный и солнечный, с морозцем, несколькими оленями, в печали пощипывающими ломкую траву, и громкими жалобами ворон, – возвращение на одинокий обед, запеканка с дичью и стилтон, нет, спасибо, никакого спиртного, впечатляющий ассортимент субботних газет, пролистанных им в библиотеке.

Он с вожделением думал о Сабрине – о ее чудесной груди, которую он никогда не видел обнаженной, о шелковистых волосах, то и дело падающих ей на лицо, ее длинной белой шее, тоненькой талии, изящных коленях и красивых щиколотках, а потом, покровительственно, – как ее детская бойкость, когда она находила работу, сменялась оторопью, когда она ее теряла. Она не понимала советов, воспринимала их как критику, но была далеко не глупа. Взахлеб читала и вела дневник, в который однажды позволила заглянуть ему. Он изобиловал критическими очерками: «Сравнение сильных и слабых сторон Троллопа и Диккенса»; «Сестры Бронте: переоценка Энн, слишком давно низведенной до третьего места»; «Гений Ивлина Во, виртуоза умозаключений в ходе чистого диалога», и так далее. В этот момент она выхватила у него дневник и грустно пояснила: «Там все о романах. Тебе будет неинтересно».

Он опять вспомнил, как в то время любил ее. Как злился, когда ее негодяи-родители не пустили ее в университет – единственное, чего ей хотелось; сейчас он поймал себя на мысли, что простил ей даже отъезд вместе с родителями и без него. Она говорила, что отец может лишить ее содержания и что ей нужны деньги, чтобы «расплачиваться за всякое». Ненадолго он задумался, согласится ли она сбежать с ним, но почти сразу понял, что об этом не может быть и речи, если дела в компании и вправду плохи и, следовательно, он может лишиться работы. Чтобы не думать об этом, он вернулся к газетам и прочитал о том, что Дональд Кэмпбелл побил собственный рекорд скорости на воде, достигнув 248,62 мили в час…

А потом они вернулись – холодные, румяные (в случае миссис Эф это был неудачный румянец на носу), подняли топот в холле и ввалились в библиотеку, где как по волшебству появилось все необходимое для обильного чаепития. Оладьи, крутые яйца, булочки, горячий шоколад, несколько кексов, кофейные эклеры и, конечно, чай. Возможно, эта трапеза служит заменой ужину, с некоторой надеждой думал Тедди, но она развеялась от объявления Перл о том, что к ужину приглашен лорд Илчестер. Сабрина закатила глаза, Реджи был явно недоволен, но это, разумеется, ничего не дало, и Тедди смирился с перспективой еще одного ужасного вечера уже иного рода.

* * *

Илчестер был рослым, с жидкими светлыми волосами, блекло-голубыми глазами навыкате и пронзительным смешком, который вырывался у него чуть ли не после каждой фразы. Он спросил у Тедди, почему он не охотился, и прежде, чем тот успел ответить, миссис Эф объяснила, что мистер Казалет не ездит верхом.

– Надо же, вот так незадача. Чем же вы занимаетесь зимой? Признаться, я сам не свой, когда нечем заняться. – Этой мысли он рассмеялся.

– Тедди работает, Тикки, – многозначительно сказала Сабрина. – У него есть работа, он зарабатывает себе на жизнь.

Но мать резко прервала ее словами:

– Разумеется, некоторых к этому вынуждает необходимость. Кого только не встретишь в жизни.

Реджи, который заново наполнял бокалы, вступился за Тедди:

– Он предпочитает стрельбу, и готов поручиться, что он превосходный стрелок.

– Правда? Не знал, что вы привезли с собой оружие, мистер Казалет.

В этот момент объявили, что ужин подан.

Пока они ели креветочное масло, жареного фазана и холодное лимонное суфле, в разговоре господствовала миссис Эф: нахваливала умение своей дочери ездить верхом, высказывала предположение о том, как утомительно, должно быть, управлять поместьями Илчестеров – «две тысячи акров, если не ошибаюсь, Тикки?» – на что он ответил, что вообще-то почти три, и рассмеялся, а она продолжала сокрушаться о трудностях поиска работников и арендаторов.

– Ей-богу! Истинно так! Любой прислуги! Черт знает через что пришлось пройти, подыскивая кого-нибудь, чтобы присматривали за моей тетей Агатой – она живет в Илчестер-Корте. Я вынужден был побеседовать с тремя женщинами, прежде чем нашел подходящую. Настоящее бедствие! Видите ли, на тетушку не угодишь.

К тому времени Тедди уже сожалел, что не обладает остроумием Оскара Уайльда, но так и не смог придумать подходящий ответ. «Тетки бывают разные, и каждая пусть решает за себя», – мелькнуло у него в голове. Лучше уж есть молча и не слишком налегать на спиртное…

На его удачу, миссис Эф твердо вознамерилась сорвать все планы Реджи на обстоятельную дегустацию портвейна.