Все меняется

Он потянулся через стол, чтобы вытереть ей лицо своей бумажной салфеткой, и она доверчиво подставила ему щеки и сидела смирно, пока он их вытирал. Рыбу они запивали пивом в бутылке – разливному лучше не доверять, если паб незнакомый, сказала она, а выбирать вино он был не в настроении. На десерт он предложил ей мороженое, но она объяснила, что больше не сможет проглотить ни крошки.

И объявила – нарочито громким шепотом, который привлек внимание пары по соседству, – что ей надо в туалет, а он позвал официантку со счетом, который оказался на удивление приемлемым.

На машине они направились прочь от берега по живописной и редконаселенной местности. Обоих клонило в сон после обеда, и он предложил найти где-нибудь местечко и вздремнуть.

И почти сразу нашелся идеальный уголок: въезд с калиткой на небольшое поле. Канава по другую сторону живой изгороди была совершенно сухой. В машине на заднем сиденье нашелся старый клетчатый плед, который он прихватил с собой и расстелил на краю канавы. Она сбросила свои неудобные туфли и преспокойно устроилась рядом с ним на импровизированном ложе. Вскоре оба уже лежали бок о бок, укрытые изгородью от ветерка, подставляя лица солнцу. Он снял пиджак, свернул и подсунул его как подушку ей под голову.

– Удобно?

С кивком она мило зевнула, показав мелкие белые зубки.

Но как только они расположились для сна, сонливость как рукой сняло. И он принялся расстегивать ее блузку, открывая взгляду соблазнительно куцый лифчик, едва сдерживающий напор ее упругих белых грудей и розовых сосков. Едва он взял один из этих сосков в рот, тот затвердел, и она застонала. Он опустил руку, чтобы расстегнуть молнию на своих брюках, но Эллен сделала это за него.

– О, Тед… О, Тед!

У него вдруг мелькнула мысль, что такое с ней уже было, и на него нахлынуло разочарование вместе с облегчением.

– Так ты хочешь меня, дорогая?

– О да, Тед, безумно хочу, непременно. Только подожди минуточку.

Она стащила с себя юбку, потом белые трусики, и на виду оказалось ее тело целиком. Ее соски были похожи на туго скрученные серединки темно-розовой розы.

Потеряв счет времени, он был с ней столько раз, сколько возобновлялась эрекция.

С ней такого раньше не случалось – в первый раз она вскрикнула, – но только крепче обняла его, а когда он спросил, все ли с ней в порядке, с неожиданным пылом поцеловала его. Между приливами страсти он гладил ее по голове, шептал ей, целовал в шею, уверял, что она прелестна. «Я люблю тебя», – сказала она.

Когда он наконец оторвался от нее, то обнаружил, что у нее сильно идет кровь: плед под ней промок насквозь, кровь текла по ногам.

– Я, наверное, сделал тебе больно… я нечаянно.

– Не больно, – ответила она. – Только самую чуточку. Нет причин беспокоиться.

Но причины были. Привести ее в порядок оказалось нечем, поэтому он вскочил, завертел головой, высматривая какую-нибудь воду – ручей или пруд, – но ничего поблизости не увидел. Карты указывали, что даже если они доедут до берега моря, то оно будет плескаться далеко внизу, у подножия отвесных скал. Им предстояло еще как-то покинуть остров, но несколько минут он в панике не мог сообразить, как это сделать.

– Кажется, перестало, – сказала она. – Дай мне чулки.

Она скрутила их в трубочку и сунула себе между ног. Потом села, протянула руку за своими крошечными белыми трусиками, и он помог ей надеть их. После этого они вдвоем попробовали оттереть ее ноги пледом, пока она сидела на берегу канавы. Попытки привести в порядок ее ноги особого успеха не имели, так как кровь уже засохла, и казалось, что кожа испачкана ржавчиной.

– Да ладно, – сказала она. – Мне нет дела ни до чего, кроме тебя.

Он как-то умудрился одеть ее – застегнул лифчик, натянул на нее тесную черную юбку и зеленую рубашку, с пуговками которой провозился дольше всего.

– А я и не знала, что будет кровь, – говорила она. – Там, откуда я приехала, о таком вообще не рассказывают, говорят только, что грешно – всегда, кроме… – Она вдруг осеклась и совсем другим тоном спросила: – О, Тед, теперь у меня будет ребенок?

Ужас. Она перепугана насмерть, он сразу понял это.

– Конечно, нет, дорогая. Не будет ни в коем случае.

Но собственная ложь ужаснула его.

– Это случилось бы еще в тот раз, когда ты поцеловал меня на пароме, да? Тогда и случилось бы?

На этот раз он сумел переубедить ее: нет, так не бывает. Отчаянно желая хоть как-нибудь сменить тему, он взглянул на часы и сказал, что им пора обратно, иначе они опоздают на паром.

Он подобрал ее туфли, но она сказала, что не хочет надевать их до возвращения.

– Они меня измучили, – объяснила она, – а других нет.

На обратном пути они в основном молчали. Он поухаживал за ней: принес чашку чаю на пароме, усадил на ту же скамью на палубе, где они сидели по пути на остров. И заметил, что когда его рука лежит у нее на плечах, она выглядит довольной, а его под бременем лживых слов, сказанных ей ранее, совсем не тянуло говорить.

Они расстались на набережной, на прощание он помог ей надеть макинтош. Она молча подставила ему лицо, он поцеловал ее в дрожащие губы. Она силилась не расплакаться.