Ник идет в кухню за добавкой напитков, я иду следом за ним и шепотом интересуюсь, что там с бригадой психологов. Мы спускаемся в подвал под предлогом взять холодного пива из тамошнего холодильника, и Ник говорит, что эта бригада психологов совершенно мифическая. Очевидно, что при сокращении бюджета и новой политике… Он продолжает что-то говорить, но мои мысли уносятся вдаль. Я смотрю на корешок «Истории упадка и разрушения Римской империи». Книга валяется на бетонном полу, словно ее бросили в спешке… Это не вариант, говорит Ник. Но он будет искать другие возможности. Я поднимаю книгу с пола и отдаю ее Нику. Какие возможности? О чем мы вообще говорим? Он берет книгу. Да, я все понимаю. Он тяжко вздыхает. Он пока что договорился с Маргарет, их общей подругой. Она будет присматривать за Эльфи по несколько часов каждый день. Мама тоже будет ее навещать ежедневно. Я говорю: Да, но уже через две недели у Эльфи должны начаться гастроли. Большой тур по пяти городам. Ты уверен, что она сможет выступить? Ты говорил с Клаудио?
Нет, он не говорил с Клаудио. Он не знает, что говорить. Все, что он знает: гастроли до дрожи пугают Эльфи, пока они не начались, но, когда дело доходит до выступлений, она сразу воодушевляется. Я говорю, что мне надо как можно скорее вернуться в Торонто. Уиллу пора возвращаться в Нью-Йорк, у него скоро экзамены. Дэн все еще на Борнео, а Нору нельзя оставлять без присмотра, совсем одну, больше чем на пару дней. Как только закончится учебный год, мы с ней вместе приедем сюда и останемся на все лето. Я каждый день буду видеться с Эльфи, если она не отправится на гастроли. Ник говорит, что он все понимает. У него все под контролем. В конце концов, у нас есть самолеты, да? И телефоны.
Мы возвращаемся в гостиную. Мама рассказывает Эльфи о своих достижениях в Скрэблле. В среднем она набирает по 1300 очков за игру. Эльфи восхищенно кивает, делая вид, будто впервые об этом слышит. Мама рассказывает, что недавно в клубе выложила на доске неприличное слово, которое начинается на «пиз» и оканчивается на «дец». Это зачетное слово! И никто не возразил? – спрашивает Эльфи. Нет, говорит мама. Я играла с молоденьким мальчиком, и он так смутился, что даже боялся поднять глаза. Подумать только! Старушка, божий одуванчик, знает такие плохие слова! Эльфи лишь улыбается. Она вообще говорит мало. Да и что говорить? Как она себя чувствует? Как ей неуютно на этом праздничном ужине, который, с ее точки зрения, насквозь пронизан фальшивым весельем? Что мы празднуем на самом деле? Крах ее планов покончить с собой? Или она искренне рада и счастлива, что все-таки осталась с нами?
Я думаю про себя: Ну давай, Эльфи! Уйми дрожь в руках и скажи что-нибудь. Обратись к нации и укрепи нашу веру в прекрасное будущее. Да, у нас есть самолеты и телефоны.
Мне хочется спросить у нее, страшно ей или нет. Мне снова становится нечем дышать. Я улыбаюсь, пытаясь скрыть панику и незаметно втянуть в легкие кислород. Мне хотелось бы увезти Эльфи к себе в Торонто. Мне хотелось бы, чтобы мы все: мама, сестра, мои дети, Ник, Джули с детьми – даже Дэн, Финбар и Радек – поселились в дремучей глуши где-нибудь на краю света, где не было бы никого из чужих, никого, кроме нас, и мы всегда находились бы рядом, не дальше, чем в нескольких метрах друг от друга. Как в старой меннонитской общине в Сибири, только мы были бы счастливы.
Наконец приходит пора прощаться. Эльфи сидит за пианино. Ее руки беззвучно скользят по клавишам. Она поднимается, чтобы проводить нас с мамой в прихожую. У нее по щекам текут слезы. Мамин дом – буквально в паре кварталов отсюда. Мама хочет пройтись пешком. Говорит, что ей надо проветриться. Мы с Эльфи смотрим ей вслед, хотим убедиться, что она благополучно перешла через дорогу. Словно она совсем маленькая и нуждается в присмотре.
Я говорю Эльфи, что очень ее люблю и буду жутко скучать, но скоро снова приеду к ней в Виннипег. Мы же увидимся, когда она будет выступать в Торонто, да? Она говорит: Может быть. Но она приезжает в Торонто всего на шестнадцать часов. Репетиция, сон, обед, выступление, потом – обратно в отель, снова спать, а наутро уже в самолет. В этот раз ее будет сопровождать Розамунда, помощница Клаудио. Эльфи говорит, что она тоже меня любит. Что ей хочется побольше узнать о Торонто, о моей тамошней жизни. Она просит писать ей письма. Не электронные письма, а настоящие, старомодные – на бумаге, в конвертах с почтовыми штампами. Я обещаю, что буду писать. А она будет мне отвечать? Она говорит, что конечно. А как же иначе?
Я держу ее за запястья, такие тонкие, хрупкие. Косточки, как у птички. Я сжимаю руки так сильно, что Эльфи морщится: Больно. Я извиняюсь и убираю руки. Мы не говорим о смысле жизни, о шрамах и швах, об обещаниях, которые давали себе и друг другу в далеком прошлом.