Все мои ничтожные печали

Я сижу в «общей гостиной» с мамой и тетей. Ник пошел добывать еду. Мама рекомендует тете Тине какую-то книгу. Я знаю, что это за книга. Мама говорит, что она замечательная. Спрашивает у меня, слышала ли я об этой книге. Я отвечаю, что слышала, но не читала. И вряд ли буду читать. Мама говорит, что это хорошая, духоподъемная книга и что мы все временами нуждаемся в таких книгах. Я не спорю, я просто молчу. Что ты сейчас читаешь, Йоли? – спрашивает тетя Тина. «Путешествие на край ночи» Селина, говорю я. Это не певец из Квебека. Это французский писатель, он уже умер. А что с твоей книгой? – спрашивает мама. Я уточняю: С моей главной духоподъемной? Нет, отвечает она. С той, что ты пишешь. Так и носишь ее с собой в пакете? Я киваю, закатив глаза. Тетя спрашивает, много ли слов я уже написала. Я отвечаю: Не знаю. Я снова забыла, где посмотреть подсчет слов. Я не хочу обсуждать мою книгу. Мама говорит тете Тине, что ей не нравятся книги, где уже с первой страницы становится ясно, что главный герой будет печальным страдальцем. Да, мы уже поняли, что он весь исстрадался! Мы знаем, что значит страдать и печалиться, но если вся книга – сплошные печали и горести, это уже перебор. Да сколько можно?! Давайте не будем о грустном! Тетя Тина серьезно кивает и говорит: Да, ты права. И добавляет что-то еще на плаутдиче. Может быть, что-то вроде: Ну да. Вся наша жизнь – грусть-печаль. Собственно, только ею мы живы. У меня в кармане вибрирует телефон. Пришло сообщение от Ника. Он сейчас в кафетерии и только что говорил с Клаудио. Клаудио уже со всем разобрался: с концертными площадками, со страховкой, с отменой гастролей. Тетя Тина излагает свое собственное видение жизненных горестей и страданий. Я пишу Нику: Ясно. Он злится? Ник пишет: Нет, он встревожен и хочет помочь. Сильно переживает за Эльфи. Прилетит в Виннипег из Будапешта, чтобы с ней повидаться.

Мама говорит, что, когда она читает мои детские книги о школе родео, ей становится грустно от мысли, что во мне столько грусти и вся эта грусть отражается на моих героинях. Почему ты ни разу не сделала так, чтобы кто-то из них занял на состязаниях первое место? – спрашивает она. Я отвечаю, что эта грусть есть во всех, а не только во мне, и писательский труд как раз помогает упорядочить грусть – и читателям тоже – и, в общем-то, все не так страшно. Я пишу Нику: Когда? Он отвечает: Немедленно. Завтра. Клаудио уже подготовил пресс-релиз, что-то там об усталости и неприкосновенности личной жизни. Мама говорит: Ясно, но все равно… Откуда в тебе столько грусти? Ведь откуда-то она взялась. Вот что меня беспокоит… И я наконец понимаю, что именно она хочет услышать. Она сейчас говорит не только обо мне, но и об Эльфи. И я отвечаю, что моя грусть никак не связана с ней. У меня было счастливое детство, солнечный островок. Я говорю, что она – самая лучшая на свете мама и ей не в чем себя винить.

Мы с Эльфридой остались вдвоем. Солнце клонится к закату. За два дня до того, как папа покончил с собой, он взял меня за руку и сказал: Йоли, у меня ощущение, что гаснет свет. Мы сидели в парке у фонтана в солнечный полдень.