Сэнди, пришедшая раньше меня, с жаром чертыхалась.
– На имущество наложили арест, – сказала она.
– ФБР? – спросила я.
– Кто-то, у кого есть замки. Все, приехали.
Насколько я знала, курорт существовал на сбережения владельца и на деньги, полученные по невыплаченному кредиту. Как гром среди ясного неба! Ведь я точно знала, что мне должны были выплатить проценты от продаж – тридцать пять тысяч долларов, на которые я рассчитывала прожить до конца года. И вот все пропало…
– Что будем делать? – спросила Сэнди.
Эллисон была в школе, и я почувствовала, что должна что-то придумать до того, как заберу ее. Наша жизнь рассыпалась у меня на глазах, и мне был нужен план действий.
– Сэнди, до открытия скакового сезона остается больше шести недель, и, наверное, сейчас мы сможем найти работу только там, – сказала я. – Надо ехать в Оуклон.
В Оуклон-Парке в то время был ипподром, который еще тогда привлекал в Хот-Спрингс множество людей. Но скачки там проводились только с января по апрель.
Сэнди скривилась. Жители Хот-Спрингса называли работников ипподрома «лошадники», что из их уст звучало почти как «оборванцы».
Местные, среди которых были и прихожане церквей, частенько сами делали ставки, но не желали общаться ни с кем из работников ипподрома. Я помню, как у нас в классе посреди учебного года появлялись новенькие: их родители приезжали на заработки в скаковой сезон. В этих детей постоянно чем-то швырялись.
– Как хочешь, а я поеду, – сказала я.
По дороге я все острее осознавала, какие трудности ждут нас с Эллисон. Рассчитывать на то, что ее отец вдруг начнет выплачивать алименты, было глупо. А ведь еще есть ребята. Мне нужен бензин, чтобы ездить в Литл-Рок, и еда…
Подъехав к указателю левого поворота на ипподром, я остановилась за небольшим желтым «Шевроле-Шеветт». Чтобы повернуть, водителю нужно было пересечь две встречные полосы.
– Просто прошмыгни между машинами, – сказала я вслух. За мной притормозил туристический автобус, водитель которого стал настойчиво сигналить.
– И как это должно помочь? – спросила я.
Желтая машина не двигалась с места, а встречный поток не уменьшался. Водитель автобуса снова нажал на клаксон. Я вылезла из машины и бесшумно закрыла дверь. Поймав взгляд водителя автобуса, я жестом попросила его немного подождать и подошла к желтой машине. За рулем сидела крошечная перепуганная чернокожая женщина.
– Позвольте задать вам один вопрос, – сказала я. – Если я сейчас остановлю поток машин, вы проедете?
Женщина кивнула:
– Да, но вы не сможете этого сделать.
– Мы сделаем это вместе, – ответила я.
На шоссе не было разделительной полосы, поэтому я встала посреди дороги и подняла руку, чтобы остановить крайнюю правую полосу. Первая машина пронеслась мимо меня. Но водитель следующего автомобиля нажал на тормоз, и я шагнула на полосу, буквально заставив его замереть на месте. Так, стоя посреди центральной улицы, я остановила обе полосы. А потом махнула женщине, чтобы она проезжала. Водитель автобуса стал сигналить короткими гудками, и я пропустила его вперед: он же должен ездить по расписанию.
Я взглянула в глаза водителям машин, которые остановила, и в знак искренней благодарности поднесла руки к сердцу. Затем подбежала к своей машине, думая, что водители тут же нажмут на газ, но они пропустили и меня, несмотря на отчаянные гудки стоящих сзади. Иногда даже такие мелочи имеют огромную ценность.
Я устроилась продавцом в кассу ипподрома, но проработала там недолго: была слишком привлекательна, и у моего окошка собиралось слишком много народу. Через неделю меня перевели в закрытый клуб, где можно было получить хорошие чаевые.
– Может, мужа себе найдешь, – сказал менеджер, сообщив мне о переводе.
Я улыбнулась, а про себя подумала: «Кому нужен муж, увлекающийся азартными играми?»
Но работать на ипподроме я могла только до апреля. А мне надо было кормить ребят. И хотя Бонни отдавала мне половину своих продуктовых талонов, я не могла поддерживать больных, как раньше.
Мне в голову пришла мысль просить помощи для ребят у пожилых горожан. Работая в церковном финансовом комитете, я активно предлагала идеи для привлечения пожертвований и всегда знала, кто из прихожан может внести в этом году чуть более щедрый взнос, чтобы очистить совесть после любовной интрижки или мутной сделки. Я никогда ни на кого не доносила, просто была наблюдательной и все запоминала.