Читаем Все мои ребята. История той, которая протянула руку без перчатки полностью

С утра я надела модную юбку-брюки и туфли на высоком каблуке, рассчитывая, что мой наряд заставит доктора Райна воспринимать меня всерьез. Забираясь на слона, я представляла собой то еще зрелище! Но Билли так радовался, что времени на раздумья не было. Он будто бы вбегал в дверь, которая вот-вот захлопнется.

Билли сидел передо мной и, когда слон сдвинулся с места, взял меня за руку и широко улыбнулся.

– С этого момента, Билли, делай все, что тебе хочется, – сказала я. – Захочешь покататься на слоне – мы вместе заберемся ему на спину.

Наш сопровождающий достал «Полароид».

– Скажите: «Дамбо!»

– Дамбо! – хором крикнули мы с Билли, улыбаясь во весь рот.

И вот мы снова в машине. Реальность быстро привела нас в чувство. Вскоре мне пришлось открыть окно: мы оба были так напряжены, что в машине стало нечем дышать.

– Билли, – спросила я, – о чем задумался?

– Думаю, что хочу отдать тебе свое красное платье от Виктора Косты.

Я знала, о каком платье идет речь. Оно чем-то походило на платье, которое в «Унесенных ветром» Ретт заставляет надеть Скарлетт, чтобы все знали, что она наделала. «Сегодня никаких скромных, приличествующих замужней даме серо-сиреневых тонов», – произносит Ретт. Да, это было именно такое платье.

– Билли, это очень мило, – ответила я. – Но скажи мне правду. Ты хочешь отдать мне твое красное платье от Виктора Косты потому, что правда хочешь мне его отдать, или потому, что не хочешь, чтобы оно попалось на глаза твоей матери, когда она приедет разбирать твои вещи?

– Потому, что я правда хочу его тебе отдать.

– Что ж, – сказала я, – не думаю, что смогу принять такой подарок.

– Почему? – спросил Билли.

– Думаю, у меня кишка тонка его носить.

Мы рассмеялись. У нас не было выбора.

Когда мы подъехали к дому, Билли задержался на пороге, обхватив дверную ручку. Он глубоко вздохнул, словно актер, готовящийся выйти на сцену. Внутри его ждал Пол, а вместе с ним, казалось, и все посетители бара. В «Нашем доме» Билли знали все, и он был первым из завсегдатаев бара, кто рассказал окружающим о своем диагнозе.

У Билли в крови было так мало Т-лейкоцитов, что ему было опасно продолжать работать в торговом центре, куда приходят сотни людей со своими микробами. Мы сошлись на том, что ему придется подать начальству заявление об увольнении. Я пошла в магазин вместе с Билли: он хотел рассказать руководству о причине такого решения, и я была ему очень благодарна: как можно больше людей должны понимать, что в Хот-Спрингсе есть случаи заражения ВИЧ. Билли рассказал обо всем управляющей. Она расплакалась, и он тоже. Все работники магазина очень любили Билли. И у них не было той надежды, что была у меня, – ведь иначе я бы не смогла двигаться дальше. Коллегам Билли этот диагноз виделся как смертный приговор.

Мы вышли из магазина, взявшись за руки и опустив глаза в однотонный пол. Мягкое покрытие заглушало звуки наших шагов, так что ничто не отвлекало нас от мыслей. Билли так сильно сжимал мою левую руку, что у меня побелела кожа. Вдруг он остановился, и я почувствовала, как что-то тянет меня назад. Обернувшись, я увидела, что Билли рухнул на пол… Я обняла его трясущееся тело.

Из Билли вырвались рыдания, резкие и громкие, которые он сдерживал очень долго. На нас смотрели. Одна женщина делала это так пристально, что я не выдержала и обратилась к ней так, как заговорила бы с собакой или ребенком:

– Идите свой дорогой. Уходите.

Билли меня не слышал; он был в совершенно ином пространственно-временном измерении. Он оказался в ловушке настоящего, но детали прошлого были еще так свежи, что, если бы ему выдалась передышка, он бы непременно вернулся назад.

Билли трясло, как трясет больных на последней стадии пневмонии: его колотил внутренний озноб, от которого не помогли бы ни одеяла, ни объятия. Но я не могла его отпустить. Я не могла расцепить руки, пока он сам того не захочет. Пусть даже ему нужно будет провести рядом со мной целую вечность.

Я старалась уцепиться за то, что могла сделать здесь и сейчас. Я не могла ждать, пока Билли выпишут рецепт на лекарство, и выдавала ему необходимые дозы азидотимидина из кухонного шкафа. Я заверила Пола, что помогу им получить социальное жилье, чтобы, по крайней мере, Билли не приходилось платить за аренду. К тому же я собиралась выбить для Билли пособие по инвалидности.

– Я все устрою в этом месяце, – сказала я и сдержала слово.

Пол не привык принимать помощь. Он так долго не принадлежал ни к одной категории людей, что думал, будто всю жизнь будет справляться своими силами. Ему хотелось как-то меня отблагодарить, но я не представляла, как это можно сделать.

– А что, если я помогу тебе навести дома идеальный порядок? – предложил он. – Я это просто обожаю.

Я согласилась, но скорее чтобы успокоить Пола, – хотя уборка мне и правда не помешала бы.

Как только Пол вошел в дом, глаза у него разбежались.

– Начнем с кухни? – спросил он.

– Ты здесь босс, – ответила я.

Перейти на страницу:

Все книги серии Есть смысл

Райский сад первой любви
Райский сад первой любви

Фан Сыци двенадцать лет. Девушка только что окончила младшую школу, и самый любимый предмет у нее литература. А еще у Сыци есть лучшая подруга Лю Итин, которую она посвящает во все тайны. Но однажды Сыци знакомится с учителем словесности Ли Гохуа. Он предлагает девушке помочь с домашним заданием, и та соглашается. На самом деле Ли Гохуа использует Фан Сыци в личных целях: насилует ее, вовлекает в любовные утехи. Год за годом, несколько раз в неделю, пока девушка не попадает в психиатрическую больницу. И пока Лю Итин случайно не находит дневник подруги и ужасающая тайна не обрушивается на нее.Это поэтичный роман-исповедь о нездоровых отношениях и о зле, которое очаровывает и сбивает, прикидываясь любовью.На русском языке публикуется впервые.

Линь Ихань

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Грушевая поляна
Грушевая поляна

Тбилиси, середина девяностых, интернат для детей с отставанием в развитии. Леле исполняется восемнадцать лет и она теперь достаточно взрослая, чтобы уйти из этого ненавистного места, где провела всю жизнь. Но девушка остается, чтобы позаботиться о младших воспитанниках, особенно – о девятилетнем Ираклии, которого скоро должна усыновить американская семья. К тому же Лела замышляет убийство учителя истории Вано и, кажется, это ее единственный путь к освобождению.Пестрый, колоритный роман о брошенности и поисках друга, о несправедливости, предрассудках и надежде обрести личное счастье. «Грушевая поляна» получила награды Scholastic Asian Book Award (SABA), Literary Award of the Ilia State University. Перевод с грузинского выполнила театральный критик Майя Мамаладзе.

Нана Эквтимишвили

Современная русская и зарубежная проза / Прочее / Современная зарубежная литература
Все мои ребята. История той, которая протянула руку без перчатки
Все мои ребята. История той, которая протянула руку без перчатки

1986 год, США. Рут Кокер Беркс, 26-летняя мать-одиночка, случайно зашла в палату к ВИЧ-положительным. Там лежали ребята ее возраста, за которыми отказывался ухаживать медперсонал клиники. В те времена люди мало что знали о СПИДе и боялись заразиться смертельной болезнью. Рут была единственной, кто принялся заботиться о больных. Девушка кормила их, помогала связаться с родственниками, организовывала небольшие праздники и досуг. А когда ребята умирали, хоронила их на собственном семейном кусочке земли, поскольку никто не хотел прикасаться к зараженным. За двадцать лет она выстроила целую систему помощи больным с ВИЧ-положительным статусом и искоренила множество предрассудков. Автобиографичная история Рут Кокер Беркс, трогательная и захватывающая, возрождает веру в человеческую доброту.Редакция посчитала необходимым оставить в тексте перевода сцены упоминания запрещенных веществ, так как они важны для раскрытия сюжета и характера героев, а также по той причине, что в тексте описаны негативные последствия приема запрещенных веществ.

Кевин Карр О'Лири , Рут Кокер Беркс

Биографии и Мемуары

Похожие книги

100 великих казаков
100 великих казаков

Книга военного историка и писателя А. В. Шишова повествует о жизни и деяниях ста великих казаков, наиболее выдающихся представителей казачества за всю историю нашего Отечества — от легендарного Ильи Муромца до писателя Михаила Шолохова. Казачество — уникальное военно-служилое сословие, внёсшее огромный вклад в становление Московской Руси и Российской империи. Это сообщество вольных людей, создававшееся столетиями, выдвинуло из своей среды прославленных землепроходцев и военачальников, бунтарей и иерархов православной церкви, исследователей и писателей. Впечатляет даже перечень казачьих войск и формирований: донское и запорожское, яицкое (уральское) и терское, украинское реестровое и кавказское линейное, волжское и астраханское, черноморское и бугское, оренбургское и кубанское, сибирское и якутское, забайкальское и амурское, семиреченское и уссурийское…

Алексей Васильевич Шишов

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное