Всё началось с грифона

Внезапно карбункул сорвалась с места. В три огромных прыжка она отбежала от меня футов на десять и исчезла в зарослях папоротника. Мгновение спустя она появилась снова, поднявшись на задние лапы. Грудь ее вздымалась, рубин во лбу сверкал.

Я оглянулась и успела увидеть, как доктор Батист что-то пробормотал Эзре через плечо. Потом он покачал головой и отошел от стекла, но Эзра не тронулась с места. Мне показалось, что она кивнула мне, поэтому я ответила тем же.

Карбункул навострила уши, до сих пор не доверяя. Все в ней говорило о том, что она готова убежать в любой момент. Я не двигалась и даже не пыталась поймать ее взгляд, надеясь не повторить ошибку, которая произошла мгновение назад, когда зверя что-то встревожило. Я прокрутила в уме последние несколько секунд. Все это время я не делала никаких резких движений, стараясь медленно приближаться к ней, и не кривила лицо. Да, я разговаривала с существом, но мой голос не менялся.

Я опустила взгляд на руки и увидела перчатки, а потом оглянулась через плечо на Горацио и доктора Батиста: он теперь снова наблюдал за мной, пусть и с явной неохотой. В тот момент я впервые увидела их с точки зрения животных, глядя сквозь толстую стеклянную стену вольера. У меня в животе что-то сжалось. Карбункул наблюдала за мной.

– Понимаю, – сказала я. – Но я не такая, как они.

Я сняла перчатки, засунула их в карманы и очень медленно показала карбункулу руки. Пусть убедится, что они пусты и сделаны из плоти, а не из синего латекса. Она наблюдала за мной и не пыталась убежать.

Я сделала шаг в ее направлении, потом еще один и, когда она осталась на месте, придвинулась снова. Потом я опустилась на колени так, что наши с ней взгляды оказались почти на одном уровне. Я смотрела в черные глаза, похожие на жемчужные бусинки, и гадала, что за кроличьи мысли носятся у нее в голове.

Карбункул подняла подбородок и выпятила грудь: будь она человеком, это смотрелось бы гордо и дерзко. Я вновь продемонстрировала ладони, а затем очень медленно потянулась к ней одной рукой. Ее глаза чуть не выкатились из глазниц, напряженно отслеживая еле заметные движения, пока моя раскрытая ладонь не оказалась прямо под носом карбункула. Я почувствовала на коже короткие, отрывистые выдохи.

– Я заберу камень только в том случае, если ты готова мне его отдать, – сказала я. – Говорят, потом у тебя вырастет еще один.

Она отвернулась, как будто знала, чего я хочу, и отказывалась это отдавать. Тем не менее она все еще выжидала, наблюдая за мной одним глазом.

– Вообще, – призналась я, – если тебе и правда нужна честная душа, я, вероятно, не подхожу по всем параметрам.

Карбункул не отрывала от меня взгляд.

– Я говорю друзьям, что со мной все в порядке, – перечисляла я, – но это не так. Мэллорин ничего не знает о своем странном лисе. А еще у меня такое впечатление, как будто я соврала Себастьяну и его семье о здоровье Киплинга, но не могу сказать точно, а теперь слишком боюсь говорить о нем. А ты и понятия не имеешь, о чем я рассказываю.

Она шагнула назад, увеличивая расстояние между нами, но не убежала. Теперь карбункул устремила на меня оба глаза и продолжила наблюдать.

– Я сама не понимаю, что я здесь делаю, зачем разбираюсь во всем этом и сижу рядом с тобой, – добавила я. – Наверное, пытаюсь что-то доказать папе. Возможно, убедить его в том, что он мог – должен был – доверять мне. Но его мнение уже не значит ничего, потому что папа мертв.

Глаза карбункула сузились, но она все еще не двинулась с места.

– И я даже не расстроилась из-за этого, – проговорила я. – Знаю, что стоило бы, но чего нет, того нет. Я злюсь, ничего не понимаю, но совсем не грущу. Так что я не только не самая честная в мире, но, видимо, и вообще не слишком-то хорошая.

Она вырыла в мягкой почве неглубокую борозду. Ее нос дернулся, уши приподнялись, а потом опустились. На гладкой округлой поверхности камня заиграл свет, но карбункул не отрывала от меня взгляда.

Я оглянулась на Горацио, Эзру и доктора Батиста, который снова вернулся к стеклу. Я чувствовала себя глупо, но не могла объяснить почему. Мне казалось, что происходит что-то сокровенное, тайное, словно карбункул раскрывает какую-то личную тайну, просто уделяя мне внимание. И пускай люди за стеклом не могли расслышать ни слова, мне все равно почему-то казалось, что они не должны наблюдать за нами. Это было неправильно, несправедливо по отношению ко мне и к карбункулу. В эту секунду я поняла, что мне больше не нужен рубин.

– Оставь камень себе, – сказала я существу. – Пусть побудет у тебя еще год. Я его не заслуживаю.

Я встала, посмотрела на удивленные лица за стеклом и покачала головой. Горацио поморщился, а доктор Батист улыбнулся, едва скрывая ликование, но затем все три пары глаз по ту сторону стекла вытаращились в изумлении.

Что-то упало рядом со мной на землю с мягким стуком.

К моей ноге подкатился круглый, гладкий и теплый предмет. Он так и остался лежать на земле, даже не думая обращаться в пыль.