Всё началось с грифона

Я снова посмотрела на карбункула. Она невозмутимо наблюдала за мной. Там, откуда раньше торчал камень, теперь виднелось бледное углубление, в котором совсем не было шерсти. В его центре уже появился крошечный красный бугорок: начинал формироваться новый рубин.

Карбункул еще мгновение не отрывала от меня взгляда, затем нырнула в кусты и поскакала в дальний конец вольера. Я снова повернулась к стеклу и подняла рубин. Горацио молча аплодировал, доктор Батист хмурился, а на лице Эзры читалось любопытство.

Глава 11. Волчья работа

Доктор Батист, не удостоив меня ни словом, забрал рубин и положил его в пластиковый пакет.

– Очистите его, а потом принесите ко мне в кабинет, – распорядился Горацио.

Доктор кивнул, бросил на меня очередной злобный взгляд, развернулся на одном каблуке и гордо зашагал по залу.

– Он переживет, – сказал Горацио. – Пойдем, я хочу показать тебе еще кое-что.

Он отвернулся от вольера с карбункулом и пошел дальше. Когда мы проходили мимо Эзры, она оторвалась от стены и последовала за нами, держась на несколько шагов позади. Теперь я не сомневалась, что на ее губах играла ухмылка.

– Зачем вам столько существ? – поинтересовалась я.

– Потому что каждое из них уникально, – пояснил он, не сбавляя шаг.

Горацио остановился перед вольером, убранство внутри которого больше всего напоминало несколько старомодную мальчишескую спальню. В мансардном окне виднелось фальшивое небо, к стене над двуспальной кроватью был приколот выцветший плакат с изображением лыжника. На деревянном комоде стоял темный глобус. В углу уместился письменный стол с настольной лампой и учебником алгебры.

– Что это? – спросила я.

Горацио улыбнулся.

– Это была моя спальня, – ответил он.

– И зачем она здесь?

– Смотри, – указал он на сгорбленную тень, прячущуюся под кроватью.

Горацио постучал по стеклу, по-мальчишески широко улыбнулся, а потом замахал рукой существу под кроватью.

– Стёрджес! – позвал он. – Стёрджес, вылезай оттуда и поздоровайся!

Существо неуклюже выбралось из-под кровати. Оно было похоже на маленького странно сложенного человечка. Короткие ноги сгибались вперед и назад, словно лягушачьи лапки, руки были длинными и худыми. Кожа цветом и текстурой напоминала старую бумагу, с круглого лица смотрели большие печальные глаза. Он, шаркая, подошел к стеклу и помахал рукой, лицо его выражало усталость и смирение.

– Это Стёрджес, – объявил Горацио. – Он был моим самым первым существом. Я обнаружил его у себя под кроватью, когда мне было двенадцать лет.

– Домашний гном, – вспомнила я.

Горацио снова улыбнулся.

– У него и правда недержание? – спросила я.

Мужчина отрицательно покачал головой.

– Нужно же мне было что-то им сказать, – объяснил он.

– Кому «им»? – спросила я.

– Ты не знаешь? – усмехнулся Горацио. – Они – это Феллы. Воображают себя защитниками этих удивительных существ, на деле же занимаются скорее «крышеванием». Они, конечно, знают о Стёрджесе, но с этим ничего нельзя было поделать. Я также уверен, что Феллы следят за твоей семьей. Так что, когда мне требуется помощь твоего отца, я просто говорю им, что Стёрджес опять заболел. Все эти годы он был прикрытием для всех остальных моих питомцев. Мое бедное, дорогое, страдающее недержанием прикрытие.

Меня осенило.

– Они не знают, – произнесла я. – Не знают о мантикоре, о карбункуле.

На лице Горацио заиграла улыбка, полная предвкушения и гордости, и тогда я окончательно все поняла.

– Они вообще ни о ком не знают, – закончила я.

– А с чего бы им знать? – спросил Горацио. – Какое им до этого дело?

Я посмотрела на Стёрджеса. Гном стоял у стекла, ссутулив плечи и опустив голову. Он так ни разу и не поднял на меня глаз.

– Кажется, ему здесь не очень нравится, – заметила я.

– Он всегда такой, – сказал Горацио. – Очень долгое время он был моим единственным другом. Я даже не представлял, что существуют и другие подобные ему. Именно твой отец открыл мне глаза.

Горацио повернулся и пустился в долгий путь обратно к лифту. Я последовала за ним, но не удержалась и оглянулась на Стёрджеса. Он все еще стоял у стекла, наблюдая, как мы уходим, в глазах его не было ни капли надежды.

Горацио повел меня к лифту, где Эзра наконец догнала нас. Я ожидала, что она что-то скажет, но вместо этого Эзра молча зашла в лифт и встала в углу, засунув руки в карманы куртки. Она не участвовала в беседе, но явно наблюдала за нами, не пропуская ни слова.

– Я познакомился с твоим отцом двенадцать лет назад, – поведал Горацио, когда лифт, покачиваясь, начал подниматься. – Тогда у меня был только Стёрджес, и у него начались проблемы с кожей. Я осторожно навел справки, и мне порекомендовали Джима, твоего отца. Не сомневаюсь, что к этому приложили руку Феллы. Они лезут повсюду – скоро ты сама это увидишь. Как бы то ни было, мне нравился Джим. Слегка рассеянный, взвинченный, не спорю, но сердце у него было доброе. Ты, надо думать, тогда была совсем малышкой. В течение следующих пары лет я несколько раз прибегал к услугам твоего отца. Мне нравилось его общество, и, думаю, это было взаимно.