Все это заполнило мое сознание одновременно, одно лишь бесконечное бегство, длившееся целую вечность. Сколько миль пробежал единорог за всю свою жизнь? Как давно его ноги и легкие перешли грань истощения? Это существо было старше любого другого, оно помнило те времена, когда люди еще не появились на свет, и все же единорог по-прежнему держался на ногах, а его сердце до сих пор билось. Никто не сумел его убить. Он оставался красивым и совершенным, даже несмотря на шрамы, и ничто не могло его изменить. Теперь я все поняла и узнала, кем он был.
Единорог оказался истоком.
В каждом встреченном мной существе, в каждом обитателе зверинца Горацио находилась частичка этого чувства, крупинка этой бесконечной погони. Жила она и во мне, и, если копнуть поглубже, отголоски этого чувства нашлись бы в каждом человеке. Единорог был истоком, корнем, а также отцом и матерью, мышцами, которые вкачивали жизненную силу во все сущее. Единорог был самым совершенным, сильным и чуждым этому миру из всех волшебных созданий. Он пришел сюда еще до того, как появились люди, из чьих снов возникли остальные существа.
Может быть, именно единорог и подарил нам наши сны.
Всего на мгновение я увидела себя с его точки зрения: для единорога мы все были крошечными огоньками, полными желания и голода, которые то появлялись, то исчезали и вечно жаждали чего-то. Мы не стоили того, чтобы нас помнить, и не были друзьями с единорогом. Да ему и не нужен был никто. Что он почувствовал, увидев меня? Фантомную боль в старом шраме? Ужас, который испытал когда-то давно, оказавшись в ловушке? Померкшие странные частички его самого, бегущие по моим венам?
Вряд ли он помнил поляну и девочку с корзинкой грибов в руках.
Я убрала руку, и гнев единорога смягчился, сменившись любопытством.
Теперь мне стало ясно, что та девочка и правда существовала. Когда-то она жила на свете, и ее история – по крайней мере, то, что знала я, – была правдой. И благодаря этой девочке – и тысяче других людей, но в основном ей – появилась я. Благодаря ей настал этот момент.
– Я позабочусь о тебе, – пообещала я.
Глава 22. Виски, бритва и суперклей
Мы оставили единорога в сарае и пошли обратно к дому Девина, храня молчание. Казалось, если мы сделаем слишком резкий шаг, земля провалится у нас под ногами. Только что произошло нечто большее, чем мы могли осознать.
– Раны нужно промыть, – сказала я, когда мы добрались до дома. – И наложить швы.
У входной двери стояли две пустые собачьи миски. Девин остановился и уставился на них, а потом поднял глаза на меня, словно пытаясь что-то понять. Затем он кивнул, открыл дверь и впустил нас.
В главной комнате дома на низком кофейном столике стояло несколько пустых пивных бутылок. Пол был слегка пыльным. На выцветшем кожаном диване висела пара джинсов. Девин свернул их и забросил на второй этаж, затем со звяканьем ухватил бутылки одной рукой и понес на кухню.
– Гостей у меня особо не бывает, – объяснил он, возвращаясь. – Хотите кофе, или чай, или еще чего? Нет?
Девин прислонился спиной к окну напротив меня и снял бейсболку. Пряди вьющихся каштановых волос упали ему на лицо, и он убрал их рассеянным движением руки.
– Ну и как мы это провернем? – поинтересовался хозяин дома. – У вас с собой аптечка или что-то вроде того?
– Нет, – ответила я. – Ничего такого. Я ведь не знала…
– Ну, – начал Девин, – бинты у меня есть. Раны промоем в
– Этого должно хватить, – сказала я.
Девин кивнул, а затем ушел в другую комнату и начал чем-то греметь. Стоило ему уйти, Себастьян посмотрел на меня так, словно я только что предложила поджечь сарай.
– Опыт какой именно эпохи в медицине ты планируешь перенять? – осведомился он. – Все это отдает средневековьем. Разве нет другого выхода?
– Я готова выслушать твои предложения, – парировала я.
– Волшебное заклинание, или зелье, или что-то в этом роде? – перечислил Себастьян. – Разве ты не можешь использовать свои силы или чем ты там обладаешь?
– Ха, – прокомментировала я. – Нет, такого я не умею. И происходит все не так.
– Но нельзя же просто подойти к единорогу и начать зашивать ему раны, – возразил Себастьян. – Пусть он сильно ранен и хорошо к тебе отнесся, меня это не волнует. Единорог или размозжит тебе голову, или проткнет тебя рогом.