Все наизусть. Годовой творческий цикл

Несколько раз мы пытались прыгнуть – с Петром I, он был гениальный человек, но я не знаю, мы прыгнули вперед или назад? Нет, вперед, но век Просвещения был не пройден. Это беда нашего пространства – XVIII век мы не прошли. Следующий прыжок случился уже от победы над Наполеоном, который придал нам амбиции, породившие весь золотой век – это всего 20 лет. 20 лет для создания золотого века – это немыслимо в мировой культуре. От зрелого Пушкина до смерти Гоголя – это немыслимо. И все сделано враз. Значит, пройдено все и восполнен пропущенный век Просвещения – создана литература и культура, но дальше-то зачем? Дальше-то дыра, осталось пространство, которое было создано для просвещения. И другая попытка просвещения была маленькая и дырявая – от 1904 года до 1914-го – все! А на таком пространстве единственное, что могло побеждать, – это непрерывность, как это было в Европе. Вот эта непрерывность была 40 раз прервана. Я, например, знаю, что я до пятого колена в роду Битовых. Это черкесы. Битов – такая русская фамилия, которой нигде нет. Есть Батов, Бытов, Бутов – все время меня путали. А оказалось, в пушкинские времена еще спасли от национальной грызни и вывезли ребенка малого. Это был Яков Битов, или Якуб, сын Бита. А он уже своего сына называет Иваном и получается Иван Битов, а там уже нечего делать. И вся линия баб пропадает, поскольку у нас она не запоминается, по мужской линии дается отчество. Мои деды все перемешались с петербургскими немцами, и поди найди вот эту каплю Битову. А откуда ж я знал, почему я так люблю горы, и почему меня Кавказ так увлек, и почему мне была близка их кухня, их разговоры.

Нас с Грузией, я думаю, связывает любовь, а не дружба. И слава богу, не «дружба народов». Хоть Сталин и был «отцом народов», даже не в этом дело, Он, кстати, очень любил себя отлучить от грузинского народа. И грузинский ему был нужен для того, чтобы по-мафиозному разговаривать с Берией: знаешь, вот этого бы давай и прикончим. Даже у такого писателя, как Рыбаков, есть одна хорошая сцена. Во время съезда в Лондоне молодой Сталин шляется по городу, опытный бегун из ссылок, ну и в какой-то порт забрел, и его там бьют как чурку. Как у нас вот бьют сейчас. А Англия только еще начинает готовиться к выходу из своего имперского состояния. Одно из первых удивлений после выезда на Запад было: какие «черные» города, вот в нашем, современном, самом низком смысле слова. Когда все взваливают на бедных гастарбайтеров, которые единственные что-то делают здесь. Какие «черные» города Париж, Лондон.

– Последствия разрушения отношений метрополии и провинции?

Это последствия империи. Когда разврат социализма соединяется с экспортной кучей капитализма, получается то, что мы сейчас имеем – вонь. Стоит невероятная вонь и разложение. Хотя чего – разложение? Хорошо же не было. Я никогда не скажу, что раньше было хорошо. Было ужасно, но была какая-то сухость, что ли, общего пространства. Ну вот сейчас, как сказал один грузин, кстати, я не помню его фамилии, какой-то банкир, он теперь, в Москве, пузо налитое, в прошлом – патологоанатом, он сказал термин, который я никак не могу вспомнить, что когда разлагается труп, то это очень неприятное время до стадии подсыхания, но потом он засохнет, и можно снова жить. Вот мы находимся в состоянии, когда он превратился в жижу и никто не собирается его сушить. А как сушить? Сушить временем. Как бы величие современного правителя должно быть, по-видимому, в циничном терпении, чтобы дать родиться двум-трем поколениям. Но эти два-три поколения родились от тех же комсомольцев и коммунистов, которые теперь обучаются в Лондоне.

Некоторые, как Белоруссия или Средняя Азия, сохранили именно режимы. Это был один из способов такого консервирования жесткости. Другие попытались метнуться в свободное пространство, а как это получается, неизвестно.

– А Грузия?

А кому она себя продаст, кроме как туристическое государство, простите меня? Значит, она ищет старшего брата. Старший брат – это Америка, а Америка – это база, начинается война мировая, вот и все. Это неразрешимый замок. Начинает бодаться Путин безразлично с каким американским президентом по поводу границы, потому что там уже Турция, и этот котел. И с этим котелком не могут справиться, потому что мы как империя – пали. Всякая империя обязана однажды пасть. Но Америка как империя вовсе не пала. Это просто другой тип империи. Ее интересуют ее сферы влияния. Вот Ближний Восток, вот и Грузия. Заложник – Грузия. Моя любимая страна.

Я долго, пока была советская власть, говорил, что режим должен рухнуть. Теперь что творится, когда пала империя? Надо было распускать страну, а они были не готовы. «Берите себе свободы, сколько хотите» – это было не решение. Решением было дать больше, чем просят.