Все наизусть. Годовой творческий цикл

Насколько мягче и толковее при царской империи была отпущена Финляндия, и она до сих пор вполне лояльна и к Западу, и к нам. Финляндию как отпустили, так надо было отпускать и Прибалтику. Иначе надо было отпускать страны, а не вводить в них танки. Вот это все – судороги бездарной власти, бездарной политики, бездарной дипломатии. И все потом надо было закреплять. Ведь не ждали этого освобождения от режима. Миру абсолютно не нужно было падение Советского Союза. Это все западные интеллектуалы, которых я встречал, подтверждают. Потому что после этого зашатался третий мир. Это сколько стоило крови. Попробуйте, дайте людям больше, чем они просят. Что, они не возьмут? Возьмут. А потом договоритесь на правильных основаниях. Это ужасная мировая утрата, и теперь мы будем расхлебывать это всю жизнь и будем бороться с этими сталинскими минами. Потому что наш властитель может купить царька, но он не может предоставить самостоятельности, даже сжатой. Это тоже мышление: купить легче, чем дать. А ведь дать – легче. Это тоже купить, между прочим. Нет, не могут. Темные, жадные люди. И так было всегда, и они всегда правили миром, и ничего другого не будет. И я – глупый интеллигент, который рассуждает перед вами о вопросах, которые не ему подвластны, и рассуждает непрофессионально, и тем не менее в моих словах есть толк. Абсолютный. Поскольку я вижу результат. Я прожил в этой стране 75 лет, и между прочим, 70 лет – сознательно. Ну, хотя бы разделяю памятью все происходящее. Вот он всем надоел, этот Старший Брат, и, как говорили в Восточной Европе, поделим по-братски? – Нет, пополам. Так вот вам – пополам. Русские, кстати, потеряли не меньше крови во всей этой истории, чем любая другая нация. И в смысле репрессий – мы равноправны. Просто у нас огромная территория, но не такое огромное население. Никто не занимается, к счастью, пересчетом этой пропорциональности. Это было бы бессмысленно, потому что когда вырезан наполовину маленький народ, получаются абхазские события. Это мне именно в Абхазии объяснили еще при советской власти, что, когда большой притесняет маленького, – это понятно. Но вы не знаете, что это такое, когда маленький притесняет меньшего. Я не обсуждаю сейчас российскую политику, поскольку Сталин нарезал все эти мины с Осетией, с Карабахом.

Все это очень продуманно, цинично и по-настоящему глубоко исторически сделано. Мы сейчас сидим на всех этих минах, и их подрывают, между прочим, только те, кому это выгодно. Сталин был опытный император, он опирался на многовековой опыт. Кстати, единственная хорошая фраза, которую я помню из Владимира Ильича по школе, это «Германия опоздала к разделу империи». И поэтому две мировые войны.

– И три основных языка…

Английский, французский, испанский. Немецкий потерял свое значение. Потому что войну проиграл. Я бываю на конгрессах Пен-клуба – там три переводческие кабинки, и на любом кофе-брейке я сижу, окруженный как минимум десятью национальностями, которые кое-как говорят по-русски и не говорят по-английски, то есть ничего, бедные, не понимают, сидя на конгрессе. Я им все время говорю, слушайте, вы поставьте четвертую кабинку, сделайте вы русский язык общим. С грузинами-то мы на каком говорим? На русском. На грузинском заговорить невозможно. Это надо родиться грузином. Птичий язык, чудный, очень красивый звук, великие поэты, все это есть.

– В русском языке, вобравшем столько, почти и нет грузинского следа?

Никаких я не обнаружил.

– «Хинкали»?

Ну да, если блюдо какое-то. «Манты» есть рядом. Вот пусть посоревнуются. А у нас есть «пельмени». Вот еще «чебуреки».

– Или «чурек», это тюркское…

А в грузинском сколько тюркских слов, вы об этом подумали?

– Андрей Георгиевич, вы говорите «любовь», а это ее дела? Может, влюбленность? Это всетаки оптика влюбленности.