Все народы едино суть

Папский посол сидел в хорошо протопленной просторной келье монастыря бенедиктинцев[36] и, сдерживая зевоту, слушал речь настоятеля, толковавшего о нуждах своей братии. Посол ехал из Москвы. Миссия его была неудачна. Некогда, сватая московскому князю греческую царевну Зою Палеолог, римский престол надеялся тем самым склонить русского государя к католичеству, к союзу с Западом. Но Рим просчитался. Зою в жёны русский князь взял, однако в католичество не перешёл, никаких уступок римской церкви и Западу делать не думал.

Посла посылали напомнить московской царице о её обязанностях. Ведь папа когда-то пригрел последних византийцев и теперь вправе был требовать от царицы ответных услуг.

Но в Москве послу пришлось туго. К беседе с царицей с глазу на глаз не допустили, на все заигрывания отвечали чуть ли не с издевкой и, хотя содержали богато, ни в чём из еды и питья не отказывали, однако дали понять: чем скорее посол уедет, тем для него же будет лучше.

Посол возвращался из Москвы в унынии. Представлял себе недовольство папы, косые взгляды придворных и всю дорогу до Киева тоскливо цыкал застуженным на русском морозе зубом, готовый расплакаться от острой зубной боли и жалости к самому себе. В Киеве больной зуб послу выдрали. Стало полегче. И совсем неожиданно случилось нечто, способное в корне изменить результаты нунцевой поездки на Русь. Нунций узнал, что в Киеве живёт русский путешественник, побывавший в Индии.

Путешественника следовало немедленно увидеть, вызнать, верно ли был он в сказочной стране, которой бредят все королевские дворы Европы, и если это так — увезти с собой. Человек, знающий дорогу в Индию и самую страну, сможет сослужить престолу папы хорошую службу.

Нунций не стал терять времени даром, а немедля послал людей проведать, где живёт русский, каково живёт, собрать о нём достоверные слухи. Нунцию донесли, что русский живёт у христианина, живёт худо, а в Индии, похоже, действительно был. Тогда и отправил папский посол своего секретаря звать Никитина на беседу.

Под жалобы настоятеля нунций думал о своем, прислушиваясь более к доносившемуся до слуха скрипу саней, чем к печалям братьев во Христе.

Внезапно его полное, помятое лицо с синеватыми мешочками под глазами, лицо человека сластолюбивого и хорошо пожившего, оживилось. Настоятель, уловив эту перемену, обрадовался. Он как раз просил нунция пособничества в защите монастырских интересов. Но папский посол оборвал настоятеля на полуслове:

— Хорошо, хорошо, я подумаю… Мы решим. А сейчас дела престола господня зовут меня. Амен, брат.

Настоятель смиренно вышел из кельи, притворив беззвучную дверь. Высокий сан папского посла не позволял монаху поступить иначе. А нунций, едва дверь затворилась, встал с кресла, потёр руки, и на его бесстрастном дотоле лице появилось выражение добродушной приветливости и благожелательного интереса. Нунций сделал шаг вперёд, и почти тотчас в дверь постучали. Папский секретарь с поклоном пропустил в келью русского путешественника. Нунций, улыбаясь, протянул вперёд обе руки. Путешественник произвёл на него впечатление Он был росл, крепок и, хотя чувствовалось, что недавно перенес тяжёлую болезнь, не казался слабым.

— Благословение божие да пребудет над тобою! — произнес нунций на русском языке.— Войди с миром!

— Спасибо тебе,— ответил Никитин.— Да спасёт Христос и тебя.

Афанасий быстрым взглядом обвел келью. Она мало походила на монашескую. Пол застлан ковром, на постели с балдахином атласное одеяло, стольцы с резными спинками, стол под бархатной алой скатертью. Нунций, по-прежнему благодушно улыбаясь, сделал жест в сторону кресла. Никитин прошёл вперёд, сел. Нунций, подбирая полы лиловой мантии, опустился в столец против Афанасия.

— Человек подвержен слабостям, даже если он близок к престолу наместника Христа на земле! — лёгким тоном, показывающим, что он видит в Афанасии равного, способного оценить шутку человека, начал нунций и чуть-чуть прищурился.— Любопытство, погубившее род человеческий, живет и в нас, грешных. Но нынче я благословляю его, ибо оно вселило мне в душу желание увидеть путешественника, о котором идёт столь много толков.

Афанасий усмехнулся:

— Не так уж я любопытен, отче. Слухам верить не стоит. Наговорят всякого.

— Но слухи подтверждены твоим богатым даром православной церкви. Нет, нет! В сердце моём нет упрёка и неправедных помыслов. Уважение к вере радует каждого истинного служителя господа бога. Я хочу только сказать, что люди знают о твоём путешествии в Индию. Об этом много говорят. Вот я и захотел увидеть своими очами человека, побывавшего там, куда мы ещё не знаем пути. И я рад нашей встрече.

Афанасий нагнул голову:

— Коли так, и я рад, отче.

— Правда ли, что ты был… в Индии?

— Да.

Нунций быстро потёр руки.

— Сын мой! — торжественно произнёс он.— Мы люди разных церквей. Но веруем мы в единого бога. Как брату по вере скажи мне, не ослышался ли я? И ты можешь подтвердить свои слова?

— Нет, ты не ослышался. А подтверждать свои слова не буду. Сроду не врал и сейчас не вру. Хочешь верить — верь, не хочешь — как хочешь…