Читаем Все народы едино суть полностью

…За порогом дикий вопль судьбы.

А. Ахматова

В начале истории Афанасия Никитина ничего необычного нет. Купцы отправляются вместе с официальным посольством, русским за рубеж или иностранным, возвращающимся в свою страну,— такое часто бывало в торговой и дипломатической практике средневековой России. Никитин предполагал ехать вместе с Василием Папиным, посланным в Ширванское ханство, но Папин опередил его, и Никитин продолжал путь из Нижнего Новгорода с ширванским послом Хасан-беком, плывшим обратно в Шемаху. Конечно, купец должен быть отважен и смел, если он решился на далекое и опасное путешествие, но таким был не он один. Однако случалось не так часто, чтобы купец, возвращаясь домой, вместо диковинных заморских товаров привозил и дарил своим современникам и потомкам образ другого, нового мира, других людей, другого общества; главным в этом образе оказалась жизнь народа Индии, Индии «сельских людей голых», а Русь маячила как неотступное воспоминание о родине — стране, подобной которой нет.

Из Твери вниз Волгою до Калязина, от Калязина до Углича. Далее Казань, Орда, Беркезан, но в Астрахани начались испытания и невзгоды. Купцы были разграблены, однако вернуться на Русь им не разрешили, чтобы они не могли дать какой-либо информации («вести деля»); «голыми», то есть лишёнными всего, их заставили плыть дальше, «за море». Вместе с Хасан-беком купцы добрались до Дербента, и здесь Афанасий Никитин сделал первый выбор. Ширваншах отказался помочь купцам вернуться на родину, и они разошлись кто куда («пошёл куды его очи понесли»). Один из всех он отправился в Индию. Почему?

Среди исследователей идут споры о том, носило ли путешествие Никитина случайный характер и было вызвано стечением обстоятельств, оказавшись лишь фактом его биографии (да и ему самому «едва ли доставило… что-нибудь кроме удовольствия описать оное», по замечанию Н. М. Карамзина), или, наоборот, им руководил более широкий торговый или даже какой-то государственный интерес, а его поездка имела общественный резонанс.

Сам путешественник пишет, что пошёл «до Индея» «от многий беды… занже ми на Русь пойти не с чем, товару не осталось ничего». Но дело, вероятно, не только в этом. Весь текст сочинения позволяет делать вывод о более глубоких мотивах его странствий. «Неведомые и незнаемые земли» влекли его не только как купца-профессионала, но и как человека, жаждущего узнать окружающий мир во всем объёме доступного географического пространства, достигнуть его самых крайних точек, дойти до самого горизонта. В зените своего путешествия Никитин составляет пространный географический обзор, который интересен не столько сведениями о товарах, что продают и покупают в тех или иных пунктах, или сопоставлением их климатических условий, сколько широтой географического диапазона. Он описывает порты западного и восточного побережья Индии, получает сведения о Цейлоне, Китае; несколько далее он сопоставляет климат (зной и духоту) разных мест Индии, Средней Азии, Ирана, Аравии, Египта, причём пишет не отстранённо, не как учёный отшельник, создающий космографию, сидя в кабинете. Он хотел узнать и рассказать и о реальных условиях существования там, в частности, о возможностях приспособления к климату:

«Очень жарко в Ормузе и на Бахрейне, где жемчуг родится, да в Джидде, да в Баку, да в Египте, да в Аравии, да в Ларе. А в Хорасанской земле жарко, да не так. Очень жарко в Чаготае. В Ширазе, да в Йезде, да в Кашане жарко, но там ветер бывает. А в Гиляне очень душно и парит сильно, да в Шемахе парит сильно; в Багдаде жарко, да в Хумсе и в Дамаске жарко, а в Халебе не так жарко». Было бы рискованным предположить, что до поездки в Индию он побывал в каких-то из перечисленных пунктов, хотя ничего невероятного в этом нет.

Сопоставляет автор и изобилие разных земель — Грузинской и Турецкой, Молдавской и Подольской. В этой пространной системе координат помещена и Русская земля — Русская, не Тверская. Тверской купец выступает как выразитель общерусского самосознания в период сохраняющейся раздробленности; патриотическое чувство и любовь к родине сосуществуют с осознанием горечи междоусобиц и несправедливости: «А Русскую землю бог да сохранит!.. На этом свете нет страны, подобной ей. Но почему князья земли Русской не живут друг с другом как братья! Пусть устроится Русская земля, а то мало в ней справедливости».

В поле обозрения Афанасия Никитина вошли пространства трех континентов: Юго-Восточной, Передней Азии, Закавказья, Африки, Восточной Европы. Его «Хождение» — первое в истории географической мысли сочинение, где Русь включена в подобную систему координат.

Перейти на страницу:

Все книги серии История Отечества в романах, повестях, документах

Похожие книги

100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.
100 мифов о Берии. От славы к проклятиям, 1941-1953 гг.

Само имя — БЕРИЯ — до сих пор воспринимается в общественном сознании России как особый символ-синоним жестокого, кровавого монстра, только и способного что на самые злодейские преступления. Все убеждены в том, что это был только кровавый палач и злобный интриган, нанесший колоссальный ущерб СССР. Но так ли это? Насколько обоснованна такая, фактически монопольно господствующая в общественном сознании точка зрения? Как сложился столь негативный образ человека, который всю свою сознательную жизнь посвятил созданию и укреплению СССР, результатами деятельности которого Россия пользуется до сих пор?Ответы на эти и многие другие вопросы, связанные с жизнью и деятельностью Лаврентия Павловича Берии, читатели найдут в состоящем из двух книг новом проекте известного историка Арсена Мартиросяна — «100 мифов о Берии»Первая книга проекта «Вдохновитель репрессий или талантливый организатор? 1917–1941 гг.» была посвящена довоенному периоду. Настоящая книга является второй в упомянутом проекте и охватывает период жизни и деятельности Л.П, Берия с 22.06.1941 г. по 26.06.1953 г.

Арсен Беникович Мартиросян

Биографии и Мемуары / Политика / Образование и наука / Документальное
10 гениев, изменивших мир
10 гениев, изменивших мир

Эта книга посвящена людям, не только опередившим время, но и сумевшим своими достижениями в науке или общественной мысли оказать влияние на жизнь и мировоззрение целых поколений. Невозможно рассказать обо всех тех, благодаря кому радикально изменился мир (или наше представление о нем), речь пойдет о десяти гениальных ученых и философах, заставивших цивилизацию развиваться по новому, порой неожиданному пути. Их имена – Декарт, Дарвин, Маркс, Ницше, Фрейд, Циолковский, Морган, Склодовская-Кюри, Винер, Ферми. Их объединяли безграничная преданность своему делу, нестандартный взгляд на вещи, огромная трудоспособность. О том, как сложилась жизнь этих удивительных людей, как формировались их идеи, вы узнаете из книги, которую держите в руках, и наверняка согласитесь с утверждением Вольтера: «Почти никогда не делалось ничего великого в мире без участия гениев».

Александр Владимирович Фомин , Александр Фомин , Елена Алексеевна Кочемировская , Елена Кочемировская

Биографии и Мемуары / История / Образование и наука / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное