Все наши ложные «сегодня»

Мы ценили кое-что из прошлого, но снос всегда считался самым милосердным исходом для старых сооружений.

Я говорю Пенни о визуальной эстетике. Мой мир овладел макроархитектурой – проектированием отдельных зданий как неотъемлемых частей единого муниципального целого, в котором соединяются историко-культурные прецеденты, местные вкусы, глобальные тенденции, экологический контекст и географическая специфика. Порой появлялись и сомнительные макропроекты, к примеру, Пекин похож сверху на дракона, а Сан-Антонио выглядит гигантской версией Аламо, а сетка Бразилиа копирует карту Бразилии. Однако надо признать, что макроархитектуре удавалось спасать города от прежней эстетической бессвязности.

Пенни не соглашается со мной. Прогулки по улицам, вдоль которых выстроились разнокалиберные дома, она расценивает вовсе не как визуальный разнобой. Для нее это – наглядное воплощение истории, сопоставление, головоломка. У каждой оригинальной детали, каждого датированного обновления, каждого кирпичика, вывески, оконной рамы, двери или лестницы есть что сказать о Торонто.

И у каждого города имеются сотни кварталов, тысячи страниц его бесконечной истории.

Я думаю о другой Пенелопе и вероятности того, что мы с ней могли вот таким же образом прогуливаться по центру Торонто. Мы с ней провели вместе лишь одну ночь, а потом… я воспринимаю параллель как мощный тупой удар: сейчас утро после прошедшей ночи. Мы стоим с Пенни на тротуаре, чуть ли не минута в минуту с тем моментом, когда Пенелопа покинула дефазикационную сферу и рассеялась в пространстве.

Но здесь она существует. Она прихлебывает кофе посреди ревущего уличного движения. Ее мир чрезвычайно, оглушительно, противно, визгливо громок, и подчас тут бывает трудно связать мысли.

– Ты в порядке? – спрашивает Пенни.

– Да, – киваю я. – Я думал о… м-м-м… другом мире.

– А может, о другой мне? – уточняет она.

– Никакой другой тебя больше нет.

– Нет, есть. В твоей памяти. Мне доводилось встречаться с парнями, у которых были проблемы, связанные с их бывшими подружками, и я кое-что в этом понимаю. В воспоминаниях любивших их мужчин женщины частенько оказываются прекрасными ангелами или злобными стервами. Третьего не дано. Полагаю, она никогда не пилила тебя. И, вероятно, была погорячее меня. Слушай, как клево! Обещаю, что не стану ревновать тебя к себе. Разве что самую капельку!

Пенни подходит вплотную ко мне – веселая, улыбающаяся. Я чувствую себя слабым и расстроенным.

– Пожалуй, я пока не готов шутить на эту тему, – бормочу я. – Еще не время.

– Прости, – спохватывается Пенни. – Если честно, то я ожидаю твоего прямого мужского признания! Вдруг ты сдашься и все мне выложишь, а? Что, если ты затеял путешествие во времени только для того, чтобы клеить всяких телок? А как только наиграешься со мной, то навсегда вернешься в свое измерение – а это в первую очередь означает, что ты превратишь меня в привидение, и я никогда не увижу тебя.

– Я не могу вернуться, даже если бы и хотел. Мне не по силам изобрести машину времени.

– Но если бы ты это сделал, я бы не появилась на свет, верно? И остальные – тоже…

Мне на ум приходят давние слова Пенелопы насчет того, как она расчленяет задачи по секундам. Со всеми ли работает подобный метод? Поможет ли он мне забыть всех людей, которых я устранил? Можно ли, действуя в устойчивом, как у часового механизма, ритме уничтожить вселенную?

– Кстати, я заметила, что ты так и не сказал, которая из нас горячее.

– Ты, – отвечаю я.

– Соображаешь! – одобрительно смеется Пенни. – Теперь быстренько поцелуй меня, и тогда я поверю тебе.

Мы целуемся, гуляем и разговариваем. Мы уплетаем поздний ланч, возвращаемся к ней домой. Мы спим в ее постели, пока солнце не начинает клониться к закату.

Этот день – самый любимый из всех, какие мне довелось прожить.

И он еще не закончился.

Когда я просыпаюсь, Пенни лежит рядом со мной, свернувшись калачиком. Она – не Пенелопа. Она не собирается рассеяться на молекулы.

79

Мы валяемся на кровати и лениво пытаемся принять решение насчет ужина. Внезапно пищит мой смартфон. Я не хочу отвечать на звонок, потому что на свете нет никого, с кем я хотел бы говорить, кроме Пенни, но она встает и идет в ванную, и в результате я отвечаю. Я успешно увиливал от работы, но теперь уже не отвертишься. Может, если кто-то из офисных ребят получит подтверждение, что я, по крайней мере, жив, то Джона-архитектора оставят в покое?

Это – моя помощница по планированию. Девушка пребывает в состоянии паники и настойчиво интересуется моим местопребыванием.

Оказывается, до меня пытались дозвониться, но лишь сейчас сотрудники обнаружили, что почему-то перепутали мой номер смартфона со стационарным номером моего рабочего телефона в офисе.

Помощница сообщает, что фуршет вот-вот закончится и моя программная речь должна, по графику, начаться через тридцать минут.

Я попал! Сегодня – первый день международной конференции по вопросам архитектуры и градостроительства. Данное мероприятие проводится в Торонто впервые.