– Нет, – виновато отвечаю я. – Фиона стянула его со стола.
– Ну здорово. Значит, ты в первый раз пришла в дом новой знакомой и стянула выпивку у ее родителей. Прекрасное первое впечатление.
– Нет, я же сказала, что ее взяла Фиона.
– Ну замечательно, какое она сокровище.
– А тебе-то какое дело, Джо?
– Девочки, прекратите, – говорит мама. – Джо, это и вправду не твое дело. А ты, Мэйв, знай, что если бы не все эти обстоятельства с Лили, то сейчас бы тебе сильно влетело. Пока что считай, что это твое первое и последнее предупреждение. Всем все понятно? Всем?
– Как скажешь, – театрально заявляет Джо и снова утыкается в статью про культуру.
Почему так получается? Почему, когда родителей нет дома, Джо бывает лучшим человеком в мире, но когда они возвращаются, то ведет себя как последняя склочница?
– И я больше ничего не хочу слышать о Таро, понятно?
– Но, мам, я хотела сказать, что карты…
– Мэйв. Ничего. Это дом, свободный от Таро, усвоила? Какое-то время это было забавно, но ты явно отнеслась к ним слишком серьезно.
Я прижимаю руки к голове. Пульсирующая боль вернулась.
– Понятно, – тихо говорю я.
Остаток дня я провожу в своей спальне, пытаясь не думать о картах. Я боюсь вынимать их из ящика, ожидая, что в любую секунду в комнату могут войти мама, папа или Джо, и тогда карты снова отберут.
Мое отношение к картам изменилось. Что-то физическое, молекулярное произошло между нами.
Ближе к вечеру я вывожу Туту на прогулку вдоль Бега, положив карты в карман пальто. Не знаю, чего я точно хочу, но почему-то мне хочется сейчас побыть именно здесь. Здесь в последний раз видели Лили, и здесь я видела Домохозяйку в своем сне.
Приближаясь к старому подземному переходу, в сгущающихся сумерках я вижу алое пятно и копну блестящих темных волос под фонарем. Это он. Я не удивляюсь, застав его здесь. Наверное, вчера ему тоже рассказали про молочника. Может, ему даже приснился тот же сон. Может, он проснулся от такого чувства, будто его легкие наполнились речной водой.
– Привет, – робко говорю я.
Он поднимает голову. Пусть я и не удивляюсь ему, но он явно поражен, увидев меня.
– Я пойду, – говорю я. – Извини, я просто услышала, что… ну, ты знаешь. Поэтому захотела прийти.
Мы смотрим друг на друга некоторое время. Осторожно, словно два диких зверя, ожидающих, что другой нападет первым. В вечернем холодном свете его глаза выглядят темнее, без изумрудного блеска, присущего им днем. Мы так долго не отводим глаз, что я думаю, что он видит в моих. Интересно, вглядывается ли он в их серо-голубой оттенок, пытаясь определить перемену? Слишком ли многого я ожидаю от того, кто так ненавидит меня?
Я поворачиваюсь, чтобы пойти обратно, подзывая Туту почти одним дыханием.
– Нет, Мэйв, не уходи, – говорит Ро. – Я как бы даже рад увидеть тебя здесь.
Мое сердце громыхает, как опрокинутые старинные часы.
– Правда?
– Да. Мне жаль, что я так набросился на тебя в пятницу. Просто мне не по себе было. Ты этого не заслужила.
– Заслужила. Все, что ты сказал, правда, – говорю я, засовывая поглубже руки в карманы пальто. – Не нужно мне было бросать Лили. И нужно было поговорить с тобой. Но поверь, я не заговаривала с тобой, потому что мне так сказали в школе, да и родители не советовали. Типа, в такие времена нужно оставить людей в покое и все такое.
Ро хмурится.
– Я тоже слышал такое. Знаешь, мне кажется, люди просто оправдываются. На самом деле им комфортнее не звонить и не писать сообщений. Я постоянно слышу, что в такое время родным лучше общаться между собой, но на самом деле я гораздо меньше могу сказать моей тете Джессике, чем тебе. Честно говоря, лучше бы вместо нее у нас в свободной комнате остановилась ты.
– Спасибо, – говорю я неуверенно, хотя я польщена.
Меня охватывает приятная теплота, когда я представляю себя в доме О’Каллаханов. Не как подругу Лили, а как подругу Ро. Неожиданно перед моим мысленным взором предстает картина, как я сижу на кровати для гостей, и его тело проскальзывает рядом с моим.
Я смотрю на землю, уверенная в том, что он догадывается о моих мыслях, что я превратила его невинное замечание в фантазию об общей кровати. Я тереблю пальцами подкладку карманов, дергая за нитку.
– Извини, – говорит он. – Я, э-ээ… Не хотел ставить тебя в неловкое положение.
– Нет, все нормально, – я прикладываю холодные, потрескавшиеся руки к лицу и понимаю, что мои щеки горят. – Ты знаком с Туту?
– Нет, – отвечает он, наклоняясь, чтобы почесать собаку за ухом. – Это что, лабрадудель?
– Или кокапу, точно не помню.