Все наши скрытые таланты

– Наверное, тебе сейчас дома по-настоящему одиноко, – говорю я, и порыв взять его за руку настолько силен, что мне приходится ущипнуть себя. – Твои родители тоже сошли с ума и решили проявлять строгость, как все остальные?

– Напротив. Странно, но они почти перестали меня замечать. Притом что до этого они были достаточно строгими. Каждый вечер семейный ужин, никаких шатаний по городу после школы. Сначала домашняя работа, потом телевизор. Все такое. А теперь до них как бы дошло, что ничего из этого… не имело значения.

Ро останавливается, наклоняется, подбирает с земли камешек и разглаживает его большим и указательным пальцами. Камешек такой маленький, что почти в точности похож на подвеску, которую отец привез мне из Португалии.

– Мне кажется, они до сих пор в шоке. Как будто забыли, что у них есть еще один ребенок. Прошлым вечером я ушел из дома в десять и вернулся только после часа ночи. Думаю, они даже не заметили. Мама просто сидела в кресле и смотрела перед собой.

Повернувшись к реке, он швыряет камешек, и тот прыгает по водной глади. Второй раз, третий, затем тонет.

– И куда ты ходил?

– Просто гулял. Дошел до «Армии спасения» спросить, не знают ли они чего-нибудь про «ДБ». Выяснилось, что нет. Потом я немного прогулялся. Слушал музыку.

– Если думаешь, что к этому действительно причастны «ДБ», то тебе нужно вступить в их группу на Facebook. Похоже, ими управляют как раз оттуда. Мы с Фионой пытались вступить, но, насколько я знаю, они не ответили. Думаю они… очень разборчивые.

Я показываю ему группу на своем телефоне. Он вынимает свой, находит группу и нажимает кнопку «Вступить».

– Хочу посетить одно из их собраний. Изображу уязвимого тинейджера с творческим уклоном. Пусть решат, что мне нужна помощь или что-то еще. Может, так подберусь ближе к Лили. Честно, я бы не удивился, если она сейчас в каком-нибудь «лагере Иисуса» собирает бобы, одетая в мешок.

– Точно, – отвечаю я. – Найди лицо Девы Марии в морковке. Прямо так живо представляю.

Мы смеемся, отчего мне становится немного легче на душе. Приятно представить какую-нибудь иную участь для Лили. Думать об этом, как о происшествии, которое когда-нибудь покажется смешным, и над которым мы еще посмеемся все вместе.

Так мы проводим вечер. Ходим вдоль реки до окраины, разговаривая о нас, о том, как мы познакомились, брат подруги и подруга сестры. Вспоминаем общие моменты из детства. Из того времени, когда мы едва задумывались о существовании друг друга и словно жили на разных планетах, орбиты которых пересекались лишь изредка.

Я получаю два сообщения, от отца и от мамы. Оба очень беспокоятся, как будто они только сейчас заметили, что не видели меня несколько часов. В ответах я пишу, что выгуливаю собаку с Фионой.

«НЕ ЗАДЕРЖИВАЙСЯ ДОПОЗДНА», – снова приходит сообщение от мамы.

– Я помню один из ее дней рождений, – говорит Ро. – Лили тогда проходила через стадию увлечения Энид Блайтон и вычитала в одной ее книге про одну дурацкую игру. Прятки наоборот, в которые играли английские дети.

– Как это очаровательно по-протестантски с ее стороны, – подкалываю его я.

– Только ты не начинай, – закатывает глаза Ро. – Мне и без того этого хватает в католической школе.

Нахмурившись, он добавляет:

– Как же называлась та игра?

– «Сардины»?

– Точно!

– Да, помню.

– Мы спрятались под кроватью моих родителей.

Я вдруг тоже вспоминаю тот случай. Мы лежали под чугунным каркасом, конечности у меня онемели, а голову я повернула так, чтобы видеть его. Его. Коротышку с темными волосами и торчащими зубами. Он приложил указательный палец к сжатым губам. «Ciúnas[3], – прошептал он. – Ciúnas».

– Ты сказал мне молчать по-ирландски, – говорю я. – Ciúnas. Как будто мой учитель. Я так тебя возненавидела за это.

– О боже, ребенком я был таким засранцем, – говорит он, закатывая глаза при воспоминании. – Извини.

– Не извиняйся. Было здорово думать, что кто-то круче.

– Знаешь, иногда я забываю, что ты считаешь себя нескладной, но ты всегда готова мне напомнить.

Звонит мама и спрашивает, где я нахожусь. Я отвечаю, что до сих пор гуляю с собакой, а она спрашивает: «До сих пор?» таким подозрительным тоном, что мы тут же поворачиваем.

Нам приходится снова пройти через подземный переход – через настолько темное место, что я даже не вижу вытянутых перед собой рук. Переход узкий – примерно половина ширины платяного шкафа. Туту проносится через него, предпочитая понюхать землю у берега на той стороне. Мы с Ро плетемся за ним. Здесь так узко, что нам неудобно идти бок о бок, поэтому я немного отстаю. Я стараюсь держаться рядом с ним, но моя нога наступает на бутылку из-под пива, которая с грохотом откатывается.

Я теряю равновесие и падаю вперед, размахивая перед собой руками, и в темноте ударяю Ро по спине.

– Эй! – говорит он, подхватывая меня и обнимая за плечо, чтобы удержать.

А потом не убирает руку.